23.09.2019

История забастовок, причины и последствия. Забастовочное движение в ссср: взлёт и падение


Десять самых разрушительных забастовок рабочих, отголоски которых слышны по сей день:

1. «Зима несогласия» в Британии

В необычно холодную зиму 1978–79 годов уровень инфляции в Британии достиг рекордных отметок, что не способствовало популярности лейбористского правительства Джеймса Каллахана.

Начались массовые забастовки рабочих, профсоюзы требовали повышения заработной платы для своих членов. Порой противостояние приобретало черты фарса, как в случае с забастовкой профсоюза мусорщиков, в результате чего улицы Лондона были долгое время завалены мусором.

Интересно, что данные забастовки привели к власти лидера Консервативной партии, Маргарет Тэтчер, которая своей железной рукой быстро прекратила массовые выступления.

2. Движение революционного союза работников «Додж», США


Сформированное в мае 1968 года, Движение революционного союза работников «Додж» объединило афро-американских рабочих Детройта на автомобильном заводе Chrysler. Целью движения было препятствовать, основанному на расовых предрассудках, неравному распределению возможностей на заводах Chrysler.

Хотя изначально в забастовке принимало участие только 4000 рабочих, вскоре к ней присоединились практически все чернокожие рабочие автомобильной промышленности Детройта.

3. «Стальная» забастовка 1959 года, США


Через семь лет после успешной забастовки 1952 года, полмиллиона членов организации Объединенных сталелитейщиков Америки вышли на линии пикетов еще раз. В этот раз, однако, успех предприятия, с точки зрения Объединения, был сомнительным.

Хотя металлурги в конечном итоге получили незначительное увеличение заработной платы, по всей стране был задействован акт Тафта-Хартли, который ограничивал полномочия и свободы профсоюзов рабочих.

4. Забастовка сталелитейщиков 1952-го года, США


Огромную победу одержали Объединенные сталелитейщики Америки над десятью крупнейшими производителями стали в июле 1952 года. Руководство сталелитейных предприятий на 53-й день забастовки приняло все условия, которые выдвигал Союз рабочих изначально.

Это противостояние еще любопытно и тем, что в ходе него президент Трумэн пытался предотвратить последствия забастовки и решился на национализацию сталелитейной промышленности, но его решение отменил Верховный Суд.

5. Восстание 1953 года в Восточной Германии


Забастовка в Берлине началась с выступлений строителей в июне 1953 года, что оказало чрезвычайно дестабилизирующее влияние на напряженный политический климат в Восточной Германии. Это выступление стало искрой на пороховой бочке и подтолкнуло других к началу забастовок и организации восстания против сталинского режима в Берлине.

В дополнение к этому, демонстрации состоялись в более чем пятистах городов в Германской Демократической Республике. Забастовки и акции протеста были жестоко подавлены советскими войсками - и проявления инакомыслия были взяты под относительный контроль.

6. Май 1968-го года, Франция


Май 1968 года выделяют среди наиболее значимых периодов в истории западной политической мысли. Выступления 68-го года прошлого века стали своеобразной манифестацией идей представителей революционно настроенной континентальной философии.

В этом поистине легендарном времени тесно переплелись первая всеобщая революционная забастовка и выступления студентов. Вооружившись лозунгами, направленными против культуры потребления и политики Шарля де Голля, забастовку объявили миллионы рабочих, и еще больше людей промаршировали по улицам городов, в том числе и Парижа.

7. Забастовка портов Западного побережья 1934 года, США


Портовая забастовка Западного побережья в 1934 году длилась 83 дня, а ее кульминацией стала четырехдневная всеобщая забастовка в Сан-Франциско. Идеологический фон выступлений в значительной степени был сосредоточен вокруг синдикалистских и коммунистических настроений среди рабочих доков Западного побережья.

Забастовка началась 9 мая, когда тысячи докеров и моряков вышли на улицы. Напряженность накалились, когда на работу в порты выслали штрейкбрехеров. В результате стычек между пикетчиками и полицией, которые начались 5 июля, были убиты двое бастующих рабочих дока. Насилие только усугубило ситуацию и привело к всеобщей забастовке рабочих.

Последствия этой забастовки были противоречивыми: многие рабочие были недовольны отсутствием улучшений в условиях труда, несмотря на усиление влияния профсоюзов.

8. Всеобщая забастовка в Брисбейне, Автралия


После горячих споров между представителями профсоюза и руководством трамвайных путей города Брисбен, члены австралийской Ассоциации сотрудников трамвайного депо надели профсоюзные значки на работу и были сразу же уволены.

Реакцией со стороны работников на то, что они посчитали несправедливыми и репрессивными действиями, стала забастовка и двадцати пяти тысячное шествие, длинною в две мили, к городу Брисбен. Политические последствия этого действия последовали после вмешательства полиции со штыками наголо и ожесточенных боев.

Многие историки считают последовавшую победу на выборах Лейбористской партии прямым последствием январских событий 1912-го года.

9. Всеобщая забастовка 1926 года в Великобритании


Май 1926 был отмечен наибольший даже на сегодняшний день всеобщей забастовкой в истории Великобритании, и также одной из крупнейших, которые когда-либо происходили в мире. Конфликт разгорелся между национальной организацией профсоюзов, конгрессом трейд-юнионов, и британским правительством.

Катализатором действия в этом противостоянии стала попытка правительства уменьшить заработную плату и пособия британских угольных шахтеров. За этим последовала неудачная, в конечном счете, забастовка более 1,5 миллиона рабочих из многих отраслей промышленности, которая длилась девять дней.

10. Всеобщая забастовка в Сиэтле, США


После того, как экономика США оправилась от разрушительных последствий Первой мировой войны, правительство страны стало широко использовать различные механизмы контроля над заработной платой работников на промышленных предприятиях.

В то же время, рабочие в США, в частности на северо-западе тихоокеанского побережья, становились всё более радикальными, и многие из них поддерживали революцию в России и работали над аналогичной революцией в США.

Одним из таких выступлений была недельная забастовка более чем 65000 рабочих из разных профсоюзов в феврале 1919 года, в Сиэтле, штат Вашингтон.

Эта забастовка вызвала сильные разногласия в обществе и стала главным фактором в последующей «Красной угрозе» (периоде антикоммунизма) 1919–20 годов.


В марте 1991 года начался последний раунд шахтерских забастовок, ознаменовавших окончательный развал СССР. Это был финал длительной стачечной эпопеи, благодаря которой страна получила новый опыт взаимоотношений пролетариата и правящих элит. Корреспондент «Ленты.ру» посетил Кузбасс и Воркуту, чтобы поговорить с участниками тех событий, положивших конец советской экономике и стране в целом.

«Так жить нельзя»

Двадцать пять лет назад, в конце марта 1991 года, министр угольной промышленности СССР Михаил Щадов выступил по Центральному телевидению. Министр обнародовал предварительные итоги весенней серии забастовок. Только за один месяц стачек прямые подсчитанные потери отрасли составили четверть миллиарда рублей. При средней зарплате по Союзу около пятисот рублей — относительно немного. Однако были еще металлурги и машиностроители, понесшие из-за нехватки угля куда большие убытки. «Все это может привести к коллапсу советской экономики в целом», — предупредил Михаил Щадов.

Забастовки горняков за два года превратились в настоящее политическое бедствие, между очагами которого разрывалось разнообразное начальство. Кроме министра Щадова — советский премьер Рыжков (сказавший знаменитое «Так жить нельзя» именно по поводу жизни в Кузбассе), половина Политбюро, председатель совмина РСФСР Силаев. Чуть пониже — два первых секретаря по фамилии Мельников: Владимир — в Коми, Александр — в Кемеровской области. И отдельно — Борис Ельцин, во многом благодаря шахтерам ставший председателем Верховного совета РСФСР.

«В марте 1991-го мы вообще не хотели бастовать, — вспоминает Вячеслав Голиков, электрослесарь с кузбасской шахты «Первомайская», ставший руководителем областного совета рабочих комитетов. — Объявили стачку на один день. Чисто политические требования: отставка Горбачева, роспуск Совета народных депутатов СССР, поддержка Ельцину, Верховному совету РСФСР и дальнейшим реформам. Суверенитет России, по факту. Рассчитывал ли кто-то, что Горбачев испугается и уйдет? А почему нет? За два года стачек чего только не было. Но этого не произошло. И это также повлияло на то, что однодневная забастовка затянулась надолго, и по всей стране. Потому что за Кузбассом в стачку легли более 200 тысяч горняков в других регионах».

Начало: Воркута

«Наступающий 1989 год — год начала работы всех предприятий в условиях полного хозрасчета, самоокупаемости и самофинансирования, — напоминает предновогодняя передовица газеты «Заполярье», Воркута. — Надо быстрее устранять упущения, активнее подключать резервы, больше проявлять заботы о нуждах трудящихся».

Через два месяца тон публикаций сменился: «Коллектив участка №9 шахты "Северная" вынужден был пойти на крайнюю меру, не найдя ни у кого ответов на волнующие их проблемы… 2 марта горняки не вышли из шахты и предъявили требования по условиям оплаты труда, сокращению аппарата шахты».

Крайняя мера — поскольку забастовка на «Северной» была едва ли не первой заметной акцией в цепи горняцких стачек на излете СССР. Причины пока экономические: последовательное урезание льгот и привилегий Крайнему Северу, наложенное на позднесоветский дефицит всего. «Северные в свое время были сто процентов, позже стали восемьдесят. Горняцкие доплаты срезали, отпуска уменьшали. Заманили одним, а вышло вот как», — говорит Леонид Коффе, приехавший в Воркуту из Томска ровно шестьдесят лет назад, в 1956 году.

В 1989 году Коффе работал заместителем главного инженера «Северной», и одну из первых забастовок угольщиков запомнил хорошо: «Активен был бригадир Юрий Василенко. Под его руководством смена три дня не выходила на поверхность, пока не приехали Михаил Щадов и первый секретарь Мельников. По телефону переговаривались, увещевали. Но ребята уперлись: не выйдем, пока не сделаете».

На собрании трудового коллектива министр Щадов признал требования справедливыми. И это правильно, уверен инженер: «Подземникам по сравнению с тем, кто в киоске газетном сидит, должны быть четкие, железные льготы — чтобы все видели, зачем он туда лезет».

Начало: Кузбасс

«Это было 11 июля 1989 года. Жара, температура за тридцать, — вспоминает старт первой крупной забастовки Кузбасса Сергей Кислицын, в то время начальник участка на шахте имени Ленина, что в Междуреченске. — Увидел перед входом в административно-бытовой комбинат толпу шахтеров. Оказались соседи с шахты Шевякова — пришли к нам на шахту Ленина агитировать за забастовку».

Требования, говорит Кислицын, были не столько экономические, столько бытовые: «Мыло в душевых, портянки, условия на шахте. Руководители того времени считали, что все это несерьезно. Но когда шахта Ленина присоединилась к забастовке — проблемы были у всех одинаковые, — информация полетела на другие шахты: город-то шахтерский, все соседи. Это было как разорвавшаяся бомба».

О мыле, дефицит которого обнаружился не только в шахтерских душевых, и о том, что из продажи одновременно исчезли крупы, масло, макароны, мясо и колбаса, горняки сигнализировали с начала года. Повсюду, включая телепрограмму «Прожектор перестройки». Ответы, по российской традиции, приходили от тех, на кого жаловались, — в лучшем случае «факты подтверждаются не полностью». Как вспоминает Петр Бухтияров, возглавлявший несколько шахт региона, дошло до того, что люди собирались в шахты бросаться. Так что выходу на площадь не удивился никто. Хотя процесс впечатлил многих.

«Настроение одно: пусть руководство объяснит, как дальше работать, — рассказывает Кислицын. — Тысячи людей в черных шахтерских робах двигались в полной тишине. Молча. Только угольная пыль над ними висела. Моя жена тогда сынишку из детсада забирала и увидела это шествие. Ее первое впечатление: "Неужели война?!"».

Ждали всего. Не исключали и новочеркасский вариант развития событий. Профессор Кемеровского госуниверситета Александр Коновалов подтверждает, что такая вероятность была и были люди, готовые действовать именно так. «Но первый секретарь Мельников — мягкий, интеллигентный человек — не допустил бы этого, — уверен историк. — В Москве же власть просто растерялась, не знали как быть».

«Горняки, которые выходили на площади, искренне пытались изменить страну к лучшему, — уверен губернатор Кемеровской области Аман Тулеев, оценивший события четвертьвековой давности. — Мысли у них были светлые, многие их требования я и сейчас поддерживаю. Ведь они требовали самого необходимого — улучшения условий жизни и экологической ситуации, отмены талонов, борьбы с коррупцией и преступностью».

Угольный министр Щадов прибыл в Междуреченск на следующий день. Вопрос с мылом и другими бытовыми проблемами был решен сразу: выделить из госрезерва. Люди, уточнив прочие требования, разошлись. В Междуреченске стачка временно прекратилась. В остальном Кузбассе — только началась.

Требования

«Только и слышишь, как ребята головами о спинки кресел стукаются — бум-бум, бум-бум», — вспоминает член Новокузнецкого стачкома, горный мастер шахты «Байдаевская» Виктор Морозов сбор шахтерских делегаций в доме культуры в Прокопьевске. «Неделю до того никто не спал, на площадях все были, а сели — и стали вырубаться один за другим».

«Требования выдвигали уже от всего Кузбасса. А только у нашего стачкома был отпечатанный в типографии вариант, — отмечает Вячеслав Голиков. — Спорят-спорят, спорят-спорят — тут я выхожу, зачитываю наш первый тезис: "Экономическая самостоятельность предприятия". Затихли все. А потом: "Правильно, записываем!" Дальше опять спорят, выхожу я — второе им, третье. В конце концов мне и кричат: "Чего ты таскаешься? Стой там, говори сюда все, что есть". Раздали людям, те посмотрели, проголосовали».

«А потом, — рассказывает Юрий Комаров, горнорабочий очистного забоя с шахты «Абашевская» и коллега Морозова по стачкому, — мы поняли, что работать так очень сложно: народу тысячи две, все кричат. Выбрали несколько человек от каждого города — пусть они обрабатывают требования, встречают правительственную комиссию и ведут переговоры. Дело пошло».

Тут вдруг выяснилось, что шахтеры, с их умением организовываться и решительно действовать, нужны всем. Власти РСФСР, без пяти минут новой России — для противодействия центру. Межрегиональной группе и прочим демократическим силам — для борьбы с партаппаратчиками. Появившимся новым профсоюзам — для стычек друг с другом и с официальным советским ВЦСПС.

Соглашение со стачечным комитетом Кузбасса подписали представители Совмина, ЦК и ВЦСПС. Среди пунктов соглашения были, например, требования помогать развивающимся странам с учетом реально складывающейся экономической ситуации и лишить привилегий первых руководителей всех рангов.

Пять листов по три колонки на каждом — «Требования трудящихся», «Ход выполнения», «Выводы и замечания». Пункт первый — требование: «Производить выплату вечерних и ночных смен согласно постановлению…»; выполнение: «Предприятия города этих средств не имеют». Выводы: «Вечерние решены».

Но с подписанием соглашения ситуация сама собой не улучшилась. «Люди приходили на смену, садились и говорили: "Начальник, зарплата будет? Если нет, в шахту не пойдем", — вспоминает Сергей Кислицын. — Поворачивались и уходили. И так месяцами. Катавасия с управлением: компартия сыпалась на глазах, другой власти еще не было. Рабочие комитеты лезли всюду, где можно было поруководить. А среди руководителей движения были те, кто, простите, с братом букварь скурил еще в третьем классе. Понимание крупного хозяйства, производственных отношений отсутствовало».

И все же, уверен Вячеслав Голиков, даже самые оригинальные экономические требования были вполне разумны: «Мы просили дать удочку, а рыбу наловим сами. После распада СССР шахтеры просили уже только рыбы как таковой». В набор «удочек», как указывает Юрий Комаров, входил, к примеру, банк с валютными счетами — созданный за восемь месяцев не без участия рабочих комитетов на базе Жилсоцбанка СССР. «Угольщики и металлурги получили возможность прямо торговать с заграницей, не перегоняя выручку в рубли», — поясняет Виктор Морозов.

Среди стачкомовских трофеев оказались четыре Ту-154М для Новокузнецкого авиаотряда: городской аэропорт решением центра превращался в международный. «Министр гражданской авиации ни в какую, — вспоминает Комаров. — Пришлось его пару раз стукнуть. Прямо в его кабинете».

Искушения

В связи со стачками тех времен приводят высказывание Михаила Горбачева по поводу региональных партийных организаций: «Вы их давите снизу, а мы будем давить сверху». Сказано было не шахтерам и по совершенно другому поводу — но на горняцкое желание мыла, мяса и справедливости слова генсека легли наилучшим образом. Особенно когда речь зашла о создании параллельных структур власти — на уровне даже не регионов, но страны.

Представительство Новокузнецкого рабочего комитета находилось в Белом доме на 17-м этаже. «Ни у кого из стачкомов такого не было, — не скрывает гордости Комаров. — Поэтому на нас замкнулась общесоветская стачка».

Виктор Морозов, отряженный в Москву, каждое утро сводил шахты с металлургическими комбинатами — чтобы не прерывался производственный процесс. «Принцип такой, — объясняет он. — Сегодня эта шахта отпускает уголь в Липецк и Магнитку, а эти бастуют. Завтра наоборот». Кроме прочего, Морозов следил за пополнением образованного при шахтерском движении фонда социальных гарантий. Шахтам, которым вообще перекрывали кислород, из него могли что-то подкинуть. Финансировали фонд металлургические комбинаты. Хочешь получать уголь, пополняй фонд».

Через искушение властью — не только экономической — прошли почти все. «1989 год, приезжают из Москвы партийцы, — вспоминает Вячеслав Голиков. — Говорят: "Мы вас в обком возьмем. А хотите — в Москву в ЦК". "Так я беспартийный", говорю. "Примем!"».

От места в партийной номенклатуре Голиков отказался — как и его коллеги. Впрочем, от работы со Старой площадью руководителей стачки это не избавило. «Пятнадцать делегатов по кабинетам ЦК бегают, — описывает Юрий Комаров один из визитов в Москву. — Отчеты толстенные собираем, которые для рабочих комитетов партийцы по итогам встреч готовили. Решили закурить. "Можно?" — "Можно, ребята, курите". Зря они это сказали: дым такой, что тараканы на всей Старой площади какие сдохли, какие на Солянку убежали. Инструктора окна открывают, а бесполезно. Шум, мат, "Беломор"...».

Одной из причин своего поражения стачкомовцы считают массовый поход активистов в депутаты всех уровней. «Растащили наших по углам, — рассуждает Комаров. — Через рабочий комитет проходили легко, и кампании никакой не надо было. А там дальше… Одному одно, другому другое — кого спаивали, кого запугивали, кого покупали — так и затягивало».

Через рабочий комитет в депутаты Кемеровского областного совета прошел и Аман Тулеев, впоследствии возглавивший областной парламент. «Он был известен как хороший железнодорожник, — объясняет Виктор Морозов. — При нем было прекрасно налажено снабжение шахт порожняком, мы до того страдали от нехватки вагонов».

И Морозов, и Комаров, и Голиков тоже стали областными депутатами. Сегодня они называют это не иначе как «разбазариванием рабочего комитета».

За что боролись

Возможно ли сегодня повторение событий четвертьвековой давности, к примеру, в том же Междуреченске? «Наш русский менталитет таков, что может быть все, — откровенен Сергей Кислицын. — Яркий пример — горе 2010 года, взрыв на шахте "Распадская", где я работал заместителем гендиректора. Взрыв произошел в ночь с 8 на 9 мая. И уже десятого числа женщина, воспитатель детского сада, подняла полгорода. Вышла на площадь, давай голосить: "Зарплата маленькая, руководители шахт безопасностью не занимаются" — и подняла народ!»

Переброска ОМОНа и приезд в Кузбасс Владимира Путина, в то время главы кабинета министров, потушили конфликт. Однако предпосылки к повторению чего-то подобного никуда не делись. «Здесь повсюду особо опасные объекты, — напоминает Кислицын. — Случись чего — пусть даже раздолбай палец не туда засунет, — на такой волне могут поднять хоть что». К тому же руководители угольных компаний идут по пути оптимизации. Цель — сохранить производство, но жизнь сокращенных рабочих и их семей от этого к лучшему не меняется.

«По иронии судьбы, практически все требования горняков и их лидеров оказались выполненными, — напоминает Аман Тулеев. И сегодня мы пожинаем плоды шахтерских забастовок 1989-1991 годов. Требовали забастовщики выхода России из СССР — получили распад Советского Союза в декабре 1991 года. В экономической сфере: добивались самостоятельности предприятий угольной отрасли? Требовали разрешить шахтам и разрезам устанавливать свои нормы выработки? Добились! Настаивали на том, чтобы отменить дисциплинарный устав, ликвидировать государственную горно-техническую инспекцию? Дескать, мешают работать. Сделали! Требовали не проверять, не ощупывать горняков перед спуском в забой на предмет наличия табака, зажигалок, спичек? Теперь не проверяют».

«Мы боролись за социализм с человеческим лицом, — объясняет Валентин Копасов, в 1980-х — начальник участка шахты "Центральная", вошедший в руководство стачкома Воркуты. — А напоролись на мурло, мерзкую харю капитализма. Показать бы тогда ребятам картинку 2016-го года — вы хотите так? Уверен, многие захотели бы остаться в 1989-м. Рабочий был более защищен, более уважаем, труд был в почете. Знали бы, к чему приведет — держались бы подальше от забастовочной деятельности».

По мнению Амана Тулеева, в конечном итоге победы забастовщиков вылились в безудержную гонку за прибылью любой ценой, даже ценой человеческой жизни, и в преступное пренебрежение элементарными правилами безопасности. «Как следствие, — констатирует губернатор, — новые трагедии в шахтах, взрывы и похороны. За что боролись, на то и напоролись… Теперь уже новые поколения горняков протестуют против того, под чем слепо подписывались четверть века назад их отцы».

Судьба героев из забоев

Вячеслав Голиков вошел в высший консультационный совет при председателе Верховного совета РСФСР Борисе Ельцине. Вскоре после провозглашения новой России совет был распущен. Важнейшей нынешней проблемой бывший глава совета рабочих комитетов Кузбасса считает отсутствие свободы слова и действенных профсоюзов.

Валентин Копасов был заместителем главного редактора городской газеты «Час пик», пять раз избирался в горсовет Воркуты, один раз — депутатом парламента Республики Коми. В городском парламенте Копасов представляет «Единую Россию». «Наша Федерация не может существовать без партии власти», — уверен бывший шахтер.

Петр Бухтияров продолжил работу в Новокузнецке по линии Росуглепрофа: «Мы с Аманом Гумировичем капитальную борьбу с забастовщиками вели». Полтора десятка лет назад он вышел на пенсию, сейчас ему 83. Среди его коллег, заявивших о себе во время забастовок — вице-спикер Госдумы, секретарь генсовета «Единой России» Сергей Неверов, некогда возглавлявший профком шахты «Есаульская».

Сергей Кислицын в прошлом году решением Амана Тулеева был назначен главой Междуреченска.

78-летний Виктор Морозов — помощник директора ЧОП, инспектор охраны. Пенсия — около 15 тысяч рублей. По словам Морозова, его подопечные получают больше, чем инспектор. Но для того, чтобы стать охранником, нужна лицензия и курс обучения. «А какая из меня в этом возрасте ученица?» — спрашивает Виктор.

58-летний пенсионер Юрий Комаров после забастовок испытывал трудности с устройством на работу. Нынешней зимой он ездил из Новокузнецка в Воркуту. Через две недели понял, что в забой идти уже не может: «Здоровье не то, а условия все те же». Вернулся в Кузбасс незадолго до трагедии на воркутинской шахте «Северная», где в феврале от взрывов метана погибли 36 шахтеров и горноспасателей.

Сообщение о начале затопления шахты «Северная» было обнародовано 6 марта 2016 года. Ровно через 27 лет после того, как бригада участка №9 отпраздновала успех своей сидячей забастовки — одной из первых акций в цепи стачек 1989-1991 годов.

СТАЧКИ (забастовки ) — приостановка работ в капиталистическом предприятии рабочими или служащими, предъявляющими предпри­нимателю или государству экономические, политические или правовые требования для улучшения своего положения. Стачки - одна из первых и распространённых форм классовой борьбы пролетариата против буржуазии.

Борьба рабочих против предпринимателей вызвала к жизни различные формы стачек. На различных стадиях исторического развития и в за­висимости от причин, вызывающих стачки, от целей, которые ставят себе стачечники, от сте­пени политической сознательности рабочих, от их сплочённости и организованности стачки при­обретают самый разнообразный характер. Стачки обогащали рабочих опытом, раскрывали им сущность капиталистического общества, под­нимали их на борьбу за своё социальное освобождение. Сначала рабочие прибегали к стачкам лишь в борьбе за увеличение заработной платы, сокращение рабочего дня и другие экономические, требования. Но экономическая борьба против отдельного предпринимателя или це­лой группы предпринимателей стала затем неизбежно подводить рабочего к столкнове­нию с буржуазным правительством, к поли­тической борьбе против всего буржуазного строя, к борьбе за социализм.

Виды и формы стачечной борьбы.

Формы стачечной борьбы пролетариата весьма мно­гогранны. Стачки бывают экономическими , когда рабочие борются за удовлетворение своих экономических нужд и интересов, и политическими , если пролетарии начинают борьбу за удовле­творение своих политических требований. Кроме того, в зависимости от содержания и харак­тера борьбы стачки могут носить наступатель­ный характер, когда инициатива выступле­ния находится в руках рабочих и когда последние начинают стачки за дальнейшее улуч­шение своего положения, и оборонитель­ный характер, когда стачки возникают в борьбе против предпринимателей в связи со сниже­нием ими зарплаты и ухудшением условий труда и жизни рабочих или наступлением на политические права рабочих. В тех случаях, когда рабочие объявляют стачки в целях поддерж­ки борьбы пролетариев, работающих на дру­гих предприятиях, или борющихся рабочих других стран, эти стачки называются «стачками солидарности» .

Стачки могут быть частичными , когда в борьбу вступает только известная группа рабочих предприятия, рабочие одного цеха, отделе­ния, массовыми , когда стачка охватывает рабочих целой отрасли промышленности, города или района, и всеобщими , когда в борьбу вовле­каются рабочие в масштабе целой отрасли промышленности района или всей страны. Далее, стачки бывают стихийными , когда они возникают без предварительной подготовки, без руко­водства профсоюзной или партийной организа­ции, и организованными , когда они подготовля­ются и проходят под руководством профсоюз­ных рабочих организаций.

Особенно широко распространены были стихийные стачки на заре капитализма, когда у рабочего класса не было ещё своих классовых организаций.

По мере роста сознательности и организован­ности пролетариата и создания им своих классовых организаций стачечная борьба принимает всё более организованный харак­тер. По мере того как профсоюзы всё явствен­нее стали скатываться на рельсы рефор­мизма и пытались подменить стачечную борьбу коллективными договорами и предотвратить стачки, последние нередко возникали и прово­дились через голову реформистских руково­дителей профсоюзов. Такие стачки реформистские профсоюзные руководители называли «дики­ми» , т. к. они возникали без их руководства и часто вопреки их желанию. Ещё до первой мировой войны реформистские руководи­тели профорганизаций стали всё чаще избе­гать и фактически запрещать стачечные вы­ступления и в этих целях ввели обязательное получение санкции на объявление стачки от выс­ших органов профсоюзов. Во время первой мировой войны оппортунистические руководители профсоюзов прекратили стачечную борьбу и выплату денежных пособий стачечникам. Тяжёлое и безвыходное положение рабочих не могло не повести к росту стачечной борьбы, особенно в последние годы войны и в первые послевоенные годы. Стачечная борьба раз­вернулась вопреки воле профсоюзных вож­дей; «дикие» стачки преследовались реформистами и властями.

Одной из форм стачечной борьбы является т. н. итальянская забастовка . Это - форма сопротивления рабочих, при которой они, оста­ваясь на предприятии, не работают или же работают замедленными темпами. Первона­чально она возникла в 19 в. у итальянских ж\д рабочих. Отсюда и её название «итальян­ская стачка».

В начале 30-х гг. 20 в. широкое распространение получила т. н. «польская», или «сидячая», стачка . Отличительной чертой этой стачки является занятие предприятия бастую­щими. Впервые эта форма была применена польскими шахтёрами в 1931 г. Вслед за тем она получила большое распространение во Франции, США и др. странах. Занимая во время стачки предприятие и не допуская на него штрейкбрехеров, рабочие отказываются про­изводить какие-либо работы.

Возникновение и развитие стачечной борь­бы связано с развитием системы капитали­стических производственных отношений. От раз­личных форм выявления своего протеста и бунтов против жестокой капиталистической эксплуатации рабочие перешли к стачечной борьбе.

Стачки достигли относительно большого размаха ещё в 16 и 17 вв. Так, во Франции, в Дарнстале (около Руана) рабочие-сукон­щики объявили стачку ещё в 1697 г. Она продол­жалась свыше месяца. В ней принимало участие свыше 4.000 человек. Такого же широ­кого размаха стачечная борьба достигла в то время и в Англии. Известны большие стачки углекопов в Ньюкестле в 1654 и 1709 гг.

По мере развития капитализма и роста проле­тариата ширилась и стачечная борьба. Во второй половине 18 в. стачки находит всё большее применение и отличается большой остротой. Так, в начале 1769 г. бастовавшие рабочие механической лесопилки близ Лаймгоуза, около Лондона, взяли её приступом и разрушили. Напуганное выступлениями рабочих английское правительство приняло закон 1769 г. Этим законом признавались недействительными все контракты, договоры и соглашения, касав­шиеся повышения заработной платы, умень­шения или изменения рабочего времени или воспрепятствования найма предпринимателем рабочих по своему усмотрению и т. д. За нарушение этого закона были установлены законом трёхмесячное тюремное заключение или двухмесячное заключение в исправитель­ном доме.

Длительные стачки начали вспыхивать в 18 в. и на континенте. В конце 1715 г. воз­никла стачка ткачей на предприятии Ван-Робе в Абевилле (Франция). Для подавления стачки правительство направило своих чиновников и четыре отряда драгун. Рабочим было запре­щено «сеять крамолу и устраивать какие-либо собрания под угрозой тюремного заклю­чения». Им было запрещено также «соби­раться вместе по выходе на улицу», рабочие обязывались «оказывать должное уважение гг. Ван-Робе и их помощникам».

Специаль­ным королевским эдиктом 1776 г. были запре­щены собрания и союзы рабочих и подма­стерьев. Но правительство и буржуазия были не в силах остановить стачечную борьбу рабочих, несмотря на все стеснения и законы.

В разгар буржуазной революции 14/VI 1791 г. был принят закон Ле-Шапелье, запрещавший стачки. На основании этого закона «зачинщики, вожаки и подстрекатели» организации рабо­чих собраний и союзов привлекались к поли­цейскому суду и приговаривались к штрафу в 500 ливров с лишением на год избиратель­ных прав и права посещать избирательные собрания.

Несмотря на всю жёсткость законов и ка­рательные меры, стачки не прекращались, прини­мая всё более широкий и организованный характер. Так, в 1812 г. в Глазго (Шотландия) была проведена стачка ткачей, в которой участво­вало 40 тыс. рабочих. Стачка была подготовлена тайным союзом глазговских ткачей. Проводил её избранный рабочими стачечный комитет, из 5 членов. Стачка продолжалась 3 недели и была подавлена войсками; члены стачечного коми­тета были арестованы и приговорены к тю­ремному заключению. Стачка ткачей повторилась в Глазго в 1822 г.

В 1818 г. ассоциация шот­ландских рудокопов сумела даже провести всеобщую забастовку. Правительство Англии приняло в интересах предпринимателей ряд новых постановлений против стачек. Закон «о за­стращивании и противообщественных за­говорах» обеспечивал хозяевам право широ­кого применения штрейкбрехеров, которые вер­бовались среди огромной армии безработных и нищих. Согласно этому закону, владельцы предприятий могли пользоваться для охраны фабрик и подавления стачки вооружённой силой. Несмотря на это, стачки получили в Англии в первой половине 19 в. широкое распростра­нение. «Самые забастовки, - писал в 1845 г. Энгельс, - участившиеся в невероятной сте­пени, всего лучше доказывают, как сильна уже социальная война в Англии. Не проходит недели, почти даже дня, чтобы то там, то здесь не возникла стачка» (Маркс и Энгельс, Соч., т. III, стр. 506).

Стачки быстро развивались и в других странах. Так, в 1826 г. произошла первая забастовка в Германии, в Золингене, из-за выдачи зара­ботка товарами, а не деньгами. Стачка сопровож­далась поломкой станков и беспорядками. В 1828 г. бастовали ткачи шёлка в Крефельде из-за понижения заработной платы. В 1830 г. бастовали рабочие в Аахене и в Эйпене, которые разрушали магазины и фабрики. Причиной этого движения были выдача зарплаты товара­ми и произвольные вычеты. В 1844 г. происхо­дила массовая стачка на ситценабивных фабриках Берлина. Несмотря на мирный характер этой массовой стачки, полиция вмешалась в забастовку и произвела среди рабочих аресты. Недоволь­ные низкой заработной платой, рабочие тре­бовали её повышения. В начале апреля 1848 г. вспыхнула забастовка на ситценабивных бер­линских фабриках. Рабочие выставили тре­бования ограничения применения машин и увеличения заработной платы и впервые потребовали сокращения рабочего дня. Стачка окончилась победой рабочих.

В царской России правительственная пе­чать заговорила о стачках впервые в мае 1870 г., когда забастовали работницы конфекционных мастерских в Петербурге. Стачечницы выста­вили требование увеличения заработной пла­ты и предоставления работницам двух свобод­ных дней в неделю. Газета «Биржевые ведо­мости» в мае 1870 г. писала: «это первый пример стачек рабочих в России».

«Стачки бывали в России и в 70-х и в 60-х годах (и даже в пер­вой половине XIX-го века), сопровождаясь «стихийным» разрушением машин и т. п.», - говорит Ленин (Соч., т. IV, стр. 384).

Царское правительство ещё при введении «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 г. специально предусмотрело наказуемость стачек. Однако первые случаи применения суда­ми статьи «Уложения», карающей стачек, имели место только в 1870 г., когда в России вспых­нуло большое количество забастовок. Среди них было много крупных стачек, сыгравших большую роль в развитии революционного движения в России. Так, 22/V 1870 г. забасто­вали 800 рабочих Невской бумагопрядильни в Петербурге. Стачечники были преданы суду. 57 рабочих были посажены в тюрьму. В 1870 г. волна стачек широко прокатилась по Рос­сии. Бастовали рабочие доков в Кронштадте, суконщики фабрики Шульца в дер. Сэтунь под Москвой и др. По указанию самого им­ператора, правительство Александра II циркулярно предложило всем губернаторам при первом известии о стачках рабочих высылать глав­ных зачинщиков.

В 1874 г. «Уложение о нака­заниях» было дополнено статьёй, карающей некоторые виды стачек тяжкими наказаниями - вплоть до ссылки в Сибирь, но остановить стачечное движение царское правительство не смогло. Последующие годы показали даль­нейший рост стачечного движения. Огромную роль в борьбе рабочего класса России сы­грала широко известная забастовка рабочих фабрики товарищества Никольской ману­фактуры Саввы Морозова, начавшаяся 7/1 1885 г. и окончившаяся 14/1. Несмотря на же­стокие репрессии и подавление стачки, мо­ральная победа морозовцев была огромна. После этой забастовки 3/VI 1886 г., наряду с законом о правилах внутреннего распоряд­ка, штрафах и т. д., царское правительство ввело в «Уложение о наказаниях» новые статьи, значительно расширившие уголовную ответственность за стачки и усилившие наказание за них.

Рост стачечной борьбы привёл в начале 19 в. к созданию профессиональных союзов, которые возглавили эту борьбу и руководили ею. Под их руководством массы всё больше втягивались в борьбу, и стачки поднимались на более высокую ступень. С возникновением и ростом профсоюзных организаций стачечная борьба становилась всё более организованной.

Стачки - одна из форм классовой борьбы. Между тем, анархисты и анархо-синдикалисты, отри­цавшие политическую борьбу, выдвигавшие прин­цип «прямого действия» рабочих против буржуазии, считали стачки единственным действен­ным и исчерпывающим методом борьбы. Отри­цая вооружённое восстание, категорически отвергая диктатуру пролетариата, они счи­тали единственным средством социального освобождения пролетариата «всеобщую стач­ку-освободительницу».

Маркс и Энгельс вели упорную борьбу как против переоценки, так и против недооценки стачек, усматривая в них серьёзное и действен­ное орудие в борьбе за непосредственные и конечные цели пролетариата. Маркс и Эн­гельс придавали исключительно большое значение роли профсоюзов в организации стачек. Они рассматривали профсоюзы как классо­вые организации рабочих, с помощью которых они ведут свою повседневную борьбу с ка­питалом и которые являются для них школой ([см. Энгельс, Письмо к Бебелю от 18 [-28] марта 1875], в кн.: Архив Маркса и Энгельса, т. I (VI), 1933, стр. 83).

Развивая дальше учение Маркса и Энгельса о роли, месте и значении стачек в классовой борь­бе пролетариата и роли профсоюзов в руко­водстве стачками, Ленин и Сталин подчёрки­вали вместе с тем, что стачки не самоцель, а одно из средств и методов классовой борьбы. В феврале 1907 г. Сталин писал: «Забастов­ки, бойкот, парламентаризм, манифестация, демонстрация - все эти формы борьбы хороши, как средства, подготавливающие и организую­щие пролетариат. Но ни одно из этих средств не в состоянии уничтожить существующего неравенства… пролетариат не сможет достиг­нуть социализма примирением с буржуа­зией, - он обязательно должен стать на путь борьбы, и эта борьба должна быть классовой борьбой, борьбой всего пролетариата против всей буржуазии» (Сталин, Соч., т. I, стр. 345 и 344).

Стачки стали серьёзным оружием рабочего клас­са в его борьбе против буржуазии. От сти­хийных, неорганизованных стачек пролетариат перешёл к крупнейшим забастовкам, орга­низованным под руководством политических пар­тий и профсоюзов. Говоря об организующей и воспитательной роли стачек, Ленин писал: «Стачки приучают рабочих к объединению, стачки показывают им, что только сообща могут они вести борьбу против капиталистов, стачки научают рабочих думать о борьбе всего рабочего класса против всего класса фабрикантов и против самовластного, поли­цейского правительства. Вот поэтому-то со­циалисты и называют стачки „школой вой­ны», школой, в которой ра­бочие учатся вести войну против своих врагов за ос­вобождение всего народа и всех трудящихся от гнёта чиновников и гнёта капи­тала» (Ленин, Соч., т. II, стр. 577).

Уже к концу 19 в. стачки ста­ли выходить за пределы отдельного предприятия и охватывать подчас целые отрасли производства. Стачки перешагнули впо­следствии в своём развитии национальные рамки. Рабочие стали сознавать, что успех их выступления зависит в немалой мере не только от их поддержки рабочими родствен­ных профессий, но и от поддержки рабочих других стран. На этом пути протекает про­цесс интернационализации стачек; последние охватывают в этих случаях рабочих несколь­ких стран.

Вторая половина 19 в. была периодом бы­строго развития крупной промышленности в Европе и Америке и полосой обострения классовой борьбы в передовых капиталистических странах. О размахе стачечной борьбы в Германии в конце 19 и начале 20 вв. говорят следующие цифровые данные «Korrespondenz Blatt» за 1913 (№ 39):

Такую же яркую картину резкого обостре­ния стачечной борьбы показывает и Франция. С 21 стачки в 1874 г. количество забастовок поднялось в 1913 г. до 1.073. Количество участ­ников забастовок возросло почти в 2 раза. Количество стачек во Франции за период с 1874 г. по 1913 г. составляло:

Годы Число стачек Число бастовавших (в тыс.) Годы Число стачек Число бастовавших (в тыс.)
1874 21 свед. нет 1904 1.026 271
1880 65 1905 830 178
1885 108 1910 1.502 281
1890 313 119 1911 1.471 231
1895 405 46 1912 1.116 268
1900 902 223 1913 1.073 220

Если принять во внимание, что приведённые таблицы показывают только зарегистрирован­ные правительственной статистикой стачки, то станет очевидным, что действительное коли­чество забастовок и в Германии и во Франции было значительно выше.

В США, где в по­следнюю четверть 19 века крупная промышленность развивалась особенно стремительными тем­пами, кривая стачечного движения подня­лась с 471 стачки в 1881 г. до 2.077 стачек в 1905 г. О ходе развития стачечного движе­ния в США за этот период говорят следующие цифровые данные:

Годы Число стачек Число бастовавших (в тыс.) Годы Число стачек Число бастовавших (в тыс.)
1881 471 130 1901 2.924 543
1885 645 243 1902 3.162 660
1887 1.436 380 1903 3.494 656
1890 1.833 352 1904 2.307 517
1895 1.215 392 1905 2.077 222
1900 1.779 505

При этом необходимо отметить, что харак­тер конфликтов с конца 19 и нач. 20 вв. резко изменился. В 70-х и 80-х гг. экономиче­ские конфликты, в том числе и стачки, имели ещё сравнительно небольшие размеры и носи­ли стихийный характер. Основной причиной столкновений было стремление к повышению или сохранению уровня заработной платы, неправильные увольнения и штрафная си­стема на предприятиях. Но за последние 20 лет перед первой мировой войной, наряду с тысячами местных мелких конфликтов, всё чаще вспыхивали гигантские схватки между трудом и капиталом более общего характера, схватки, выходившие за пределы чисто экономических требований и охватывавшие десятки и сотни тысяч рабочих. Стихийные стачки стали более редким явлением. Большин­ство стачек протекало под руководством проф­союзов и отличалось большой остротой и на­пряжённостью. Но в борьбе рабочего класса всё больше начинает чувствоваться с конца 19 в. влияние оппортунизма, особенно в таких странах, как Германия, Англия, США.

Конец 19 века ознаменовался в Англии подъёмом рабочего движения. Если в 1888 г. в конфликтах между трудом и капиталом участвовало только 119 тыс. рабочих, то в 1913 г. в этих конфликтах участвовало свыше 664 тыс. рабочих. Стачечные бои отличались большой продолжительностью и носили оже­сточённый характер. Так, крупнейшая стачка бу­магопрядильных рабочих Ланкашира в 1893 г. продолжалась 20 недель. Стачка английских ма­шиностроителей 1897-98 гг. тянулась свыше полугода; стачка угольщиков в 1893 г., охватившая 300 тыс. рабочих, продол­жалась свыше 3 1 / 2 мес.

Быстрый рост стачечного движения наблюдается за тот же период времени и в экономически отсталой цар­ской России. Если тред-юнионы в Англии всячески сдерживали стачечную борь­бу рабочих, то в царской России на быстром росте стачечных боёв сказались влияние партии большевиков и её организую­щая роль. Среднее число стачечников в год составляло в период 1895-1912 гг. 335.300 чело­век. Ведущую роль в стачечной борьбе в Рос­сии играли металлисты.

Даже те стачки, которые велись на основе чисто экономических требований, нередко приобретали политическое значение. Каж­дая, даже экономическая стачка, противопоставляя массу рабочих классу капиталистов, начи­нает подводить рабочих к осознанию необхо­димости участия в общеклассовой борьбе. Подавление стачки аппаратом буржуазного госу­дарства и борьба за расширение политических свобод толкают рабочий класс на путь при­менения в этой борьбе массовой политической стачки. Ленин подчёркивал, что «политиче­ская и экономическая стачки… взаимно поддерживают друг друга, составляя источ­ник силы одна для другой» (Соч., т. XV, стр. 519).

Впервые стачки как орудие в борьбе за избира­тельное право были применены в Англии. Весной 1831 г. ремесленные рабочие Генри Гетерингтон и Вильям Ловетт организовали «Национальный союз рабочего класса» для борьбы за избирательные права для рабочих. Для осуществления своих целей они действо­вали совместно с английской либеральной буржуа­зией. Избирательная система в 1832 г. была изменена, однако, лишь в пользу буржуазии. Организованная в июне 1836 г. «Лондонская ассоциация рабочих» во главе с Ловеттом развёртывает в 1837 г. борьбу за всеобщее избирательное право, требуя дальнейшей его реформы. Под руководством чартистов в конце 30-х гг. впервые проводится массовая стачка рабо­чих под политическими лозунгами реформы избира­тельного права в пользу рабочих. Но стачка окончилась неудачей. Через 50 лет, в начале 1893 г., в крупных промышленных центрах Бельгии вспыхивает крупная политическая заба­стовка в целях завоевания избирательного права. На этот раз стачка кончилась успешно. Рабочие добились избирательных прав. Точно так же путём массовой трёхдневной политической стачки шведские рабочие добились в 1902 г. расши­рения своих избирательных прав.

В условиях революционной ситуации все­общая стачка может при известных условиях перерасти в вооружённое восстание. Ленин подчёркивал при этом, что всеобщая поли­тическая стачка должна рассматриваться как средство, «подсобное по отношению к вос­станию» (Соч., т. IX, стр. 42). Ленин и Сталин считали вооружённое восстание высшей фор­мой классовой борьбы и связывали всеобщую стачку с вооружённым восстанием. Революция 1905 г. была первой в истории революцией, в которой массовая политическая стачка сыграла столь выдающуюся роль и которая показала классический образец перерастания массовой политической стачки в вооружённое восстание. «Исключительно своеобразным было, - говорит Ленин, - спле­тение экономических и политических заба­стовок во время революции. - Не подлежит сомнению, что только самая тесная связь этих двух форм стачек гарантировала боль­шую силу движения. Широкие массы эксплу­атируемых нельзя было бы никоим образом вовлечь в революционное движение, если бы эти массы не видели перед собою ежеднев­но примеров, как наёмные рабочие различных отраслей промышленности принуждали капи­талистов к непосредственному, немедленному улучшению своего положения» (Ленин, Соч., т. XIX, стр. 347). Огромная волна массовых стачек всколыхнула всю страну, став исходным пунктом для развития небывалого крестьянского движения, глубокого броже­ния в армии и широкого национально-освободительного движения среди угнетённых наро­дов в царской России.

Уроки революции 1905 г. и опыт всеобщей стачки были широко использованы и популяризи­рованы революционным крылом международ­ного рабочего движения. В то же время ре­формисты всех мастей и оттенков всячески за­малчивали эти уроки, высказывались против применения всеобщей стачки и удерживали массы от вступления на путь вооружённого восста­ния. Как только 30(17)/Х 1905 г. были полу­чены сведения о победе Октябрьской всерос­сийской стачки, в Вене произошли бурные стотысячные демонстрации и 28/XI - стач­ка, приведшая к завоеванию всеобщего из­бирательного права. Рабочие Милана и Ту­рина прибегли, в ответ на убийство рабо­чих жандармами, к всеобщей стачке в конце 1905 г. В борьбе за 8-часовой рабочий день французские рабочие начали в мае 1906 г. мас­совую стачку в Париже, охватившую 140 тыс. рабочих.

К 22(9)/1 1906 г. германские рабочие подгото­вили в ряде промышленных центров всеоб­щую стачку. Оппортунистические вожди социал-демократической партии и профсоюзов сорвали эту борьбу. Буржуа­зия испугалась размаха боевого массового движения. Под давлением революционных рабочих масс Иенский партейтаг германской социал-демократической партии вынужден был признать осенью 1905 г. необходимость применения массовой политической стачки. Правда, резолюция партейтага обходила вопрос о вооружённом восстании. Уже в 1906 г. на съезде в Маннгейме оппорту­нистические вожди германских профсоюзов провели по существу отмену решения Иенского пар­тейтага о массовой политической стачке.

1912-14 гг. были полосой высокого подъёма стачечного движения в Англии, Германии, Франции, США. В России 1912-14 гг. были по­лосой боевого революционного подъёма и ши­рокого разворота экономических и полити­ческих стачек. Первая мировая война оборвала это наступательное движение. В первые годы войны стачечное движение резко снизилось, но уже с 1916 г. наблюдается заметный рост стачечной борьбы и боевой активности про­летарских масс.

Пролетарские политические партии и ста­чечная борьба. Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, давшие пролетариату теорию классовой борьбы, отводили стачке как оружию классовой борьбы важнейшее место. 1-й Интернационал, руководимый Марксом и Энгельсом, рассма­тривал стачки как необходимое средство борьбы между трудом и капиталом в капиталистическом обществе. Переоценке стачек бакунизмом, рас­сматривавшим её как единственное и уни­версальное средство борьбы, и недооценке стачек тред-юнионизмом, стремившимся к все­мерному воздержанию от стачек, 1-й Интерна­ционал и его вожди Маркс и Энгельс проти­вопоставили признание стачки одним из наиболее острых орудий в экономической и политической борьбе рабочего класса. В тот период, когда 2-й Ин­тернационал находился под руководством Энгельса, стачки и бойкот были признаны реше­нием Брюссельского международного социа­листического конгресса необходимым оружием ра­бочего класса как в оборонительной, так и в наступательной борьбе.

В процессе даль­нейшего развития международного рабоче­го движения в организациях, примыкавших ко 2-му Интернационалу, выявились раз­личные оценки и отношение к стачке. Анархисты и анархо-синдикалисты со всё большей опре­делённостью противопоставляли экономическую стачку политической борьбе и признавали стачку универ­сальным средством в борьбе за социальное освобождение пролетариата. Тред-юнионы всё явственнее избегали стачек и перенесли центр тяжести своей повседневной деятельности в сторону заключения коллективных догово­ров и взаимопомощи. На путь свёртывания стачечной борьбы и классового сотрудничества стали скатываться и реформистские руководи­тели германских «свободных» профсоюзов.

Большинство партий 2-го Интернациона­ла - с.-д. партия Германии, российская с.-д. партия (меньшевиков) и др., - став партия­ми блока верхушки рабочего класса и мел­кой буржуазии, резко отрицательно относи­лись к стачке, всё более явственно скатываясь на позиции идеолога ревизионизма - Эдуарда Бернштейна. В 1908 г. в своей работе «Стачка» он упорно доказывал, что стачка изжила себя, что вряд ли она является вообще пригодным средством для осуществления целей проле­тариата. Бернштейн исходил из того, что путь соглашений с предпринимателями являет­ся более выгодным и целесообразным. Под­тасовывая факты, Бернштейн утверждал, что особенно во время кризисов все стачки обречены заранее на неудачу, что стачечное движение показывает тенденции к ослаблению. Поэтому Бернштейн призывал к отказу от стачечной борьбы и выдвигал вопрос о необходимости заключения долгосрочных тарифных согла­шений. Реформистские профсоюзные вожди стали всё откровеннее и настойчивее прота­скивать постановления, затруднявшие объяв­ление и проведение стачек.

В годы первой мировой войны реформист­ские лидеры профсоюзов, не отказываясь от стачек в принципе, на деле всемерно подавляли стачечную борьбу. Политика классового со­трудничества с буржуазией в послевоенные годы явилась прямым продолжением занятой ими позиции в годы первой мировой войны. Реформистские руководители профсоюзов Англии, Германии, Франции, США и других капиталистических стран направили все свои усилия на восстановление подточенных сил капитализма, тормозили и связывали ста­чечную борьбу, стремились всеми силами предотвратить пролетарскую революцию. Тем не менее, первые послевоенные годы прошли под знаком высокого подъёма волны стачеч­ного движения. В последующие годы кривая стачечной борьбы идёт вниз.

О количестве стачек в Англии в эти годы дают представление следующие данные:

Годы Количество стачек Годы Количество стачек
1919 1.852 1925 613
1920 1.067 1926 323
1921 763 1927 303
1922 577 1928 302
1923 628 1929 431
1924 710 1930 415

О широком размахе стачечной борьбы в Германии свидетельствуют следующие ци­фровые данные:

Годы Количество стачек Годы Количество стачек
1919 3.719 1925 1.766
1920 4.392 1926 383
1921 4.788 1927 871
1922 5.201 1928 763
1923 2.162 1929 441
1924 2.012 1930 336

Не менее выразительны цифровые данные о стачечной борьбе в эти же годы во Франции:

В стачках послевоенного периода рабочий класс стал применять новые формы и методы. К та­ким новым методам стачечной борьбы следует отнести т. н. «польскую стачку»; эта форма стачки нашла в Польше широкое применение. В 1932 г. стачечное движение охватило 202 тыс. рабочих. За 1-й квартал 1933 г. насчитывалось уже 620 тыс. стачечников. Образец захвата фабрик, сопровождавшегося борьбой на улице и забастовками солидарности, дали в 1932 г. рабочие Пабьяниц. В то время, когда 800 ра­бочих занимали фабрику, 3-тысячная толпа рабочих демонстрировала, мужественно вы­держивая натиск полиции, под фабричными стенами.

Метод «польской стачки» использовали рабочие и служащие Парижа во время весен­них стачек 1936 г.; этот метод в значительной мере применяли и японские рабочие в 1937 и 1938 гг.

В стачечную борьбу вовлекаются рабочие Японии, Китая, Индии и целого ряда других стран. Новым в стачечных битвах является участие огромных масс безработных и неорга­низованных пролетариев.

Более выдающееся место в стачечной борьбе послевоенного периода занимает всеобщая стачка, охватывающая одновременно рабочих нескольких отраслей производства. К числу таких всеобщих стачек, возникших на экономической почве и охвативших рабочих целой отрасли промышленности, района или всей страны, следует отнести стачку 365 тыс. рабочих стальной промышленности в США в сентябре 1919 г., стачку железнодорожни­ков и горняков в Англии в октябре и ноябре 1919 г., стачку горняков в 1921 и 1926 гг. и др.

Метод массовой политической стачки становится в послевоен­ные годы могучим и наиболее острым оружием рабочего класса в классовой борьбе. Массо­вая политическая стачка была использована в июле 1919 г. в ряде стран Западной Европы в знак проте­ста против интервенции в Советскую Россию: однодневную всеобщую политическую стачку 21/VII провели итальянские рабочие, а также рабо­чие Австрии, Норвегии, Югославии; частично бастовали рабочие Германии, Швейцарии, Франции и Англии. В Германии после всеоб­щей стачки в январе 1919 г. рабочие вновь прибегли к ней в дни капповского путча в марте 1920 г. Эта стачка переросла в отдельных промышленных центрах (Рурская область) в вооружённое восстание. В марте 1921 г. рабочие Средней Германии проводят всеобщую стачку, опять вылившуюся в вооружённое восстание. В 1923 г. германский пролетариат, в ответ на бешеное наступление буржуазии, организует в августовские дни всеобщую политическую стачку. К числу крупнейших боевых стачечных выступлений следует отнести забастовку в Че­хословакии в декабре 1920 г. с участием 1 млн. стачечников, проведённую под знаком про­теста против захвата социал-демократами при поддержке правительства Народного дома в Праге. Во время польско-советской войны в июле 1920 г. пролетарии Милана и Кре­моны провели массовые стачки протеста против перевозки амуниции в Польшу; в апреле 1921 г. вся Италия была охвачена двухдневной все­общей стачкой 1 млн. рабочих, протестовавших против расстрела рабочего митинга в Бо­лонье. Август 1922 г. был ознаменован всеобщей стачкой по всей Италии (3 млн. бастовавших, в т. ч. и железнодорожники) против выступле­ния фашистов, переросшей в 4-дневную во­оружённую и баррикадную борьбу. Оружие всеобщей стачки используется в период 1919-26 гг. также в США, Японии, Китае, Индии, стра­нах Южной Америки, Австралии и Новой Зеландии.

Крупнейшим событием в международном рабочем движении явилась всеобщая стачка в Англии, объявленная в ночь с 3 на 4/V 1926 г. Генсоветом в результате провокации пра­вительства Болдуина во время героической борьбы рабочих угольной промышленности против сокращения заработной платы, удлинения рабочего дня и за национализацию угольной промышленности и участие рабочих в управлении производством. Стачка была единодушно поддер­жана основными массами английского пролетариата. Борьба английских шахтёров выросла в небывалое по размерам и своему размаху движение, охватившее свыше 1 млн. горняков и 1,5 млн. рабочих других отраслей промышленности. Движе­ние угрожало перерасти в крупные боевые политические выступления. Напуганные боевым характером движения, руководители Генсовета, не спрашивая мнения бастующих, 12/V объявили стачку оконченной. Горняки продолжа­ли борьбу, несмотря на такое поведение во­ждей тред-юнионов, и при поддержке рабочих и трудящихся Советского Союза и револю­ционных рабочих других стран сумели про­держаться до ноября 1926 г. Борьба всё же закончилась поражением горняков. Огромно­го размаха достигла стачечная борьба вен­ских рабочих в июле 1927 г., переросшая во­преки воле социал-демократических вождей в вооружённое восстание. Очень большое зна­чение имела всеобщая политическая стачка 1934 г. во Франции против буржуазной реакции и опасности фашизма. Большой интерес пред­ставляет также однодневная всеобщая поли­тическая забастовка протеста 30/XI 1938 г. во Фран­ции против чрезвычайных декретов прави­тельства Даладье (отмена 40-часовой недели, введение сверхурочной работы с минимальной 5-процентной и 10-процентной надбавкой к обычной ставке).

Если в условиях капитализма стачка играет роль острого и действенного оружия в эко­номической и политической борьбе пролета­риата, то в СССР она, естественно, потеряла всякий смысл. В своём докладе на XVI Съезде ВКП(б) И. В. Сталин отметил факт отсутствия забастовок в СССР и «рост трудового подъёма рабочих и крестьян, дающий нашему строю миллионы доба­вочных рабочих дней» (см. Сталин, Во­просы ленинизма, 10 изд., стр. 395).

Во время второй мировой войны, после нападения гитлеровской Германии на СССР, отношение авангарда рабочего класса к при­менению стачки как оружия его борьбы резко изменилось. Поскольку война против гитле­ровской Германии носила характер справед­ливой, освободительной и прогрессивной войны, поскольку в огне этой войны решались судьбы всего человечества, рабочий класс был глубоко заинтересован в самой широкой мобилизации военных, усилий всех свободо­любивых стран. Применение стачки в борьбе за те или иные экономические требования могло бы нанести серьёзный ущерб успешной мобили­зации и организации военных усилий стран антигитлеровской коалиции. Руководствуясь этим, Генсовет британских тред-юнионов, Конгресс производственных профсоюзов США, Американская федерация труда и незави­симые союзы железнодорожников в США, Латино-американская конфедерация труда и профсоюзные центры Канады, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африки, Индии и других стран высказались против применения стачки на время войны. Коммунистические партии Канады, Великобритании, Австралии и дру­гих стран точно так же воздерживались от использования С. при разрешении трудовых конфликтов.

Г. Толмачев.

В отдельных странах «оси», как Италия, и в странах, подвергшихся фашистской окку­пации, стачки оказывались зачастую важным средством борьбы антифашистского движения сопротивления. Они принимали в ряде слу­чаев политический характер и были связаны с актами саботажа и партизанской борьбой. Весной 1943 г. в центрах военной промышленности Северной Италии начались массовые стачки, которы­ми руководили нелегальные антифашистские, рабочие комитеты. Эти стачки завершились де­монстрациями за мир и против фашизма. После капитуляции Италии рабочие Милана, Турина, Генуи и других городов с помощью стачки оказывали сопротивление германской ок­купации. Эти стачки переходили в вооружённые столкновения с немецкими войсками. В 1944-45 гг. в Северной Италии неоднократно вспы­хивали стачки против немецких оккупантов, причём эти стачки согласовывались с действиями партизан.

Во Франции рабочие ещё в 1942 г. посредством стачек противились отправке на при­нудительный труд в Германию. В 1943 г. в уголь­ном районе Па-де-Кале стачкой, руководи­мой национальным движением сопротивле­ния, было охвачено 50.000 горняков. Большое значение имели стачки французских железнодо­рожников, транспортных рабочих и других важных категорий в связи с высадкой союз­ников летом 1944 г.

В 1944 г. и начале 1945 г. в Дании появилась новая форма националь­ного сопротивления немецко-фашистским оккупантам, т. н. «народная стачка». В знак протеста против казни и преследования дат­ских патриотов во многих городах прекра­тили работу не только трамвай, почта и теле­граф, все заводы и мастерские, но были также закрыты все учреждения и магазины.

Иначе обстояло дело со стачками во вре­мя войны в странах антигитлеровской коали­ции. Все прогрессивные силы были заинте­ресованы в широкой мобилизации масс для военных усилий. В виду справедливого и освободительного характера войны профсою­зы и рабочие организации этих стран вы­ступали за решение возникающих тарифных и трудовых конфликтов путём вмешательст­ва государства. Влиятельные группы моно­полистического капитала как в США, так и в Англии, Канаде, Австралии стремились использовать военную конъюнктуру для по­вышения своих прибылей и снижения жиз­ненного уровня рабочего класса. Не заинте­ресованные в быстром и полном разгроме агрессоров империалистические круги этих стран провоцировали стачки. Так, летом 1943 г. американ­ские угольные тресты с помощью реакцион­ного лидера горнорабочих Льюиса спрово­цировали стачку, охватившую полмиллиона гор­норабочих. Стачечное движение в США в военные годы являло следующую картину:

АФТ и КПП высказывались в годы второй мировой войны против применения стачечной борьбы. После окончания войны стачечное движение приняло небывалые ещё размеры. Особенно широкий размах стачки приняли в США в 1946 г., охватив важнейшие отрасли про­мышленности. В Англии также можно было наблюдать увеличение числа стачек, хотя и не столь значительное, как в США. Так, злост­ный саботаж шахтовладельцами справедли­вых требований рабочих привёл ещё до кон­ца войны, в марте 1944 г., к стачке 100.000 горно­рабочих Южного Уэльса.

После войны характер стачек коренным обра­зом изменился. Первые полтора года после­военного периода (с середины 1945 г. до конца 1946 г.) характеризовались в капиталистических странах, за исключением стран новой демо­кратии (Польша, Чехословакия, Югосла­вия, Болгария), подъёмом стачечной волны.

В США причиной крупных стачечных выступлений явилось стремление трестовских магнатов разгромить профсоюзы и лишить рабочих их прежних завоеваний. Только за период с февраля по июнь 1946 г. в США было зарегистрировано 1.795 стачки, т. е. в 5 раз больше, чем за тот же период в 1935-39 гг.. За эти 5 месяцев число бастующих достигло 2,3 млн. чел. Летом 1946 г. стачка 360.000 желез­нодорожников парализовала ж.-д. движение; осенью 1946 г. вступили в стачку 200.000 моряков и грузчиков. Обе стачки принадлежат к числу наиболее крупных в истории американского рабочего движения.

Во Франции, Италии, Бельгии и других странах, где единые профсоюзы стали круп­ным фактором общественно-политической и эко­номической жизни, причина многочисленных стачек в послевоенный период заключается в органи­зованном сопротивлении рабочего класса наступлению реакции и её попыткам пере­ложить всю тяжесть восстановительных ра­бот на плечи трудящихся. В Японии много­численные стачки послевоенного периода явля­ются оружием в борьбе против пользующихся покровительством американских оккупаци­онных властей крупнокапиталистических моно­полий и жестокой эксплуатации труда. В це­лом ряде случаев стачки сопровождались поли­тическими демонстрациями против реакционных правительств Сидехара и Иосида. Рабочие оставались на заводе столько часов, сколько они считали нужным, исходя из низких та­рифных ставок, и затем коллективно поки­дали предприятие. Вопреки объявленному американским главнокомандующим Макартуром запрещению стачек, в октябре 1946 г. вспых­нула всеобщая стачка горняков на о-ве Хоккайдо, охватившая свыше 100.000 чел.

В колониальных и полуколониальных стра­нах число стачек в послевоенное время связано с общим национально-освободительным дви­жением. Особый размах стачки приняли в Индии, где в 1946 г. происходили крупные стачечные выступления текстильщиков, нефтяников, грузчиков, железнодорожников, десятков тысяч учителей и студентов, а также носив­шая политический характер стачка солидарности с восставшими матросами индийского флота. Освободительная борьба индонезийского на­рода встретила в 1945 г. поддержку со стороны австралийских портовых рабочих, несколько раз прекращавших работу в знак протеста против отправки войск и военных материалов в Индонезию. Осенью 1946 г. имели место стачки голландских рабочих против отправки солдат для подавления национально-осво­бодительного движения в Индонезии.

Совершенно иное положение наблюдается в Польше, Чехословакии, Болгарии и Юго­славии, где рабочий класс активно участвует в демократическом обновлении и экономическом вос­становлении этих стран. Стачки уступили в этих странах место массовому трудовому соревно­ванию на всемерное повышение производи­тельности труда.

Стачка продолжает оставаться в капиталистических странах острым оружием борьбы в защиту политических, экономических и правовых интересов рабочего класса.

БСЭ, 1 изд., т.52, к. 798-812

(1850-1917 гг.)

Эксплуатация труда и присвоение прибавочного продукта трудящихся масс господствующими классами - это вполне закономерные процессы для всех классовых хозяйственных формаций. Столь же закономерно для них и противодействие трудящихся этой эксплуатации, хотя формы развивающейся на этой почве классовой борьбы весьма различны на разных этапах хозяйственного развития. На кульминационных вершинах классовая борьба проявляется в столь активных формах, как, скажем, восстание рабов, поднятое Спартаком в рабовладельческом Риме, или крестьянские войны в эпоху феодализма, подобные грозным восстаниям времен Степана Разина и Емельяна Пугачева в крепостной России, или, наконец, как вооруженное восстание московского пролетариата в 1905 г. Такие острые формы классовой борьбы эксплуатируемых народных масс оставляют глубочайшие следы в истории, несмотря даже на то, что шансы их на успех в борьбе с гораздо более организованным и лучше вооруженным врагом невелики. Но между восстаниями протекают столетия, а классовая эксплуатация не прекращается ни на час. И повседневный отпор ей не может проявляться в столь острых формах.

Однако б арсенале повседневной борьбы трудящихся против эксплуататоров имеются и другие формы классового сопротивления, гораздо более пассивные, но все же в известных условиях достаточно эффективные. Рабы спасались от своих господ только бегством. Крепостные тоже широко пользовались при всякой возможности этим спасительным средством. н, скажем, в уральских вотчинах Строганова в 1715 г. при наличии 44643 ревизских душ крестьян недосчитывалось 33235 душ мужского пола «в бегах и в мире скитающихся». В бегах спасалось здесь, стало быть, свыше 42% всего состава его вотчин. Но это легко удавалось сделать на таких удаленных окраинах страны, как Урал. А в центре крепостные, если не могли сбежать, то, экономя свой труд для своего надела, отдавали на барщине лишь предельный минимум своего подневольного труда. И с полным сознанием своей правоты они, по свидетельству Радищева, признавались ему, что даже «грешно» бы было так же работать на барина, как они работали в своем личном хозяйстве. На первый взгляд такой убежденный саботаж крепостного хозяйства помещиков как будто слишком слабое оружие против могущественных феодалов. Но если вдуматься поглубже, то его роль в падении феодализма имела решающее значение. Ведь он автоматически тормозил потенции феодализма.

У пролетариев нет своего надела. Они работают чужими средствами производства, умножая их в чужих интересах. Но чем быстрее растут и сосредоточиваются в больших массах эти средства производства, превращаясь в капиталы буржуазии, тем теснее сплачиваются в большие, все более организованные и сознательные коллективы рабочие, обслуживающие эти средства производства своим наемным трудом. А вместе с тем становится все более действительным важнейшее защитное оружие пролетариата - коллективный сговор, именуемый «стачкой», и прекращение работы, т. е. забастовка. Стоит лишь овладеть этим оружием в современных условиях по-настоящему, и пролетариат становится решающей силой. Рабочим не нужно никуда бежать от своих эксплуататоров. Им достаточно, оставаясь у своих орудий труда, лишь дружно скрестить на груди свои мозолистые руки и вздохнуть полной грудью. И это сразу остановит все машины и дезорганизует все возможности даже сильнейшего врага.

Легко себе представить такую картину. Всеобщая забастовка. В карманы буржуазии уже не льются потоки процентов и дивидендов, но с каждым днем умножаются неустойки, убытки от простоя дорогих машин и скоропортящихся материалов. И мало того, остановился весь транспорт и прекратился привоз из деревни в крупные центры всех жизненных припасов, на работают водопровод, почта и телеграф, телефон и радио, нет газет, погас электрический свет. В панике жандармы и полиция. Волнуется военное начальство за спокойствие в казармах. Теряют головы обезвреженные министры, не имея никакой возможности даже вызвать из гаража свои машины. А на заводах уже идут выборы в Совет рабочих депутатов - это новое правительство пролетарской диктатуры.

Но не сразу и пролетариат выковывает для себя столь мощное классовое оружие. Сначала забастовочное движение развивается крайне туго. Стачка рассматривается как ужаснейшее преступление не только против хозяина, но вместе с тем против царя и бога. Забастовщиков преследуют, сажают в тюрьмы, заковывают в кандалы, отправляют на каторгу, ссылают. И это служит хорошей школой не только экономического, но и политического воспитания рабочих масс. А система высылок на родину и в разные самые дальние от столицы края наиболее упорных забастовщиков распространяет их опыт по всей стране. Еще не написана история рабочего движения в нашей стране, хотя уже собран и опубликован богатейший архивный материал на эту тему. Но хочется все же предложить читателю хотя бы самый краткий обзор забастовочного движения в капиталистической России. Без него нельзя и представить себе развития капитализма с промышленным переворотом, периодическими кризисами и всеми прочими закономерными следствиями этого развития.

Отдельные забастовки и рабочие волнения имели место и в эпоху феодализма, в мануфактурный период развития капиталистической промышленности. И в соревновании мануфактур с вольнонаемным и подневольным трудом они, несомненно, сыграли положительную роль. Невыгодность подневольного труда усугублялась непрерывными волнениями рабочих на посессионных мануфактурах из-за много более низкой на них оплаты труда. И это ускоряло ликвидацию таких мануфактур или перестройку их в фабрики с вольнонаемным трудом.

Однако о рабочих волнениях дореформенной эпохи у нас, к сожалению, еще очень мало подытожено конкретных данных. Ценную сводку таких данных о коллективных выступлениях рабочих перед реформой 1861 г. дает, например, Р. Е. Рутман в своей «Хронике рабочего движения», но и она охватывает лишь события с 1850 по 1860 г. В этой сводке, по опубликованным и архивным источникам, приводится перечень 329 выступлений рабочих, включая и коллективные их жалобы в различные инстанции. Отбирая из этого перечня лишь такие конфликты, в которых рабочие не ограничивались одной лишь подачей жалоб, мы подсчитали по годам и видам число этих конфликтов и общее число учтенных в них участников, а там, где оно не было дано, попытались учесть его хотя бы приблизительно по средним нормам участия рабочих во всех известных нам случаях. Результаты этих подсчетов даны в табл. 1.

Таблица 1: Забастовки и волнения рабочих в России за 1850-1860 гг.
Годы Забастовки Уход с работы Волнения Итого конфликтов
Число случаев В них участников Число случаев В них участников Число случаев В них участников Число случаев В них участников
Всего На один случай
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
I. Случаи с известным числом рабочих
1850 1 149 4 752 4 1263 9 2164 240
1851 1 400 4 859 3 483 8 1742 218
1852 2 220 3 281 3 1469 8 1972 246
1853 1 500 1 48 2 444 4 992 248
1854 1 444 5 416 2 175 8 1035 130
1855 - - - - 2 900 2 900 450
1856 1 230 5 759 1 160 7 1159 165
1857 3 1783 2 360 19 3905 24 6048 260
1858 6 1724 4 1019 9 2069 19 4812 254
1859 5 3040 2 419 8 1261 15 4720 314
1860 2 1700 15 4182 10 3081 27 8963 332
Итого 23 10190 45 9095 63 15210 131 34495 264
2 886 7 1414 48 11568 57 13868 243
II. Прочие случаи
Всего 25 11076 52 10509 111 26778 188 48363 257
В среднем на один случай 443 1 202 1 241 1 257 -

Максимум конфликтов падает в этой сводке на, 1857 кризисный год: всего 45, в том числе 21 без данных о числе участников; максимум участников - на последний перед реформой год. Из числа учтенных участников движения на 1851–1855 гг. приходилось 6642 рабочих, а на следующее пятилетие уже 25702, т. е. почти в 4 раза больше. Главнейшими причинами этих конфликтов были вообще «тяжелые условия труда», что прежде всего отмечается в 38 случаях волнений, в частности «низкая оплата труда» с требованиями ее повысить вызвала 51 случай, частые задержки в оплате труда, на месяцы и даже на целый год и неправильные расчеты - 36 случаев, чрезмерные штрафы и высокие вычеты даже за дни болезни - 15 случаев, недостаточный отпуск провианта, гнилая мука, плохая пища - 19 случаев, повышение и без того непосильных уроков труда -И случаев, шипение праздничного отдыха - 6 случаев. Отмечалась в ряде жалоб рабочих и эксплуатация детей и женщин, а также необеспеченность престарелых рабочих. Но особенно показательны для предреформенных лет решительные протесты рабочих против «притеснений» своих управителей - 39 случаев, «жестокого обращения» - 24 случая и незаконного «закрепощения» заводских рабочих - 13 случаев, а также против принуждения женщин заводского населения обслуживать на домашних работах своих заводовладельцев.

С появлением первых слухов о «скорой воле» волнения рабочих заметно участились. Среди них меньше всего было вполне организованных стачек, подобных выступлению 230 суконщиков Симбирской губернии, которые упорной забастовкой добивались уплаты хозяевами не только всей задолженности им по зарплате за проработанное время, но и за все дни 461стачки по день расчета (с 11 июня 1856 г. по август месяц). Чаще дело кончалось простым уходом с работы или даже массовым бегством рабочих с места производств. В ряде случаев рабочие бежали с целью поступления на военную службу (в 1854 г. свыше 400) и такой ценой добывали себе свободу, а когда прошел слух про волю, такие самовольные уходы и массовые побеги умножились и в шнадежде на скорое освобождение. За 1857-1860 гг. только по 7 таким оказиям ушло с работы свыше 3500 рабочих, не считая железоделательных заводов князя Голицына Пермской губ., где в ожидании манифеста о воле еще в 1858 г. волнения охватили 15 тыс. заводских крестьян.

Каждое из таких массовых рабочих выступлений, именуемых «беспорядками», представлялось, конечно, совершенно нетерпимым в условиях феодального режима. На помощь заводчикам спешили жандармы, полиция, а нередко и вооруженная военная сила. На головы рабочих обрушивались тяжкие репрессии. Их вожаки все чаще подвергались арестам, заполняли тюрьмы, шли на каторгу. Но и перебои в производстве становились все чаще и тягостнее. «Порядок» восстанавливался в одном месте только для того, чтобы подвергнуться нарушениям в двух-трех других. И старый порядок, столь неразлучный с расширенным воспроизводством все более опасных режиму «беспорядков», уступил наконец с 1861 г. свое место новой эпохе половинчатых реформ сверху.

Но и после 1861 г. заводы, обеспеченные до реформы даже в избытке подневольным трудом, работали с большими перебоями, главным образом из-за низкой оплаты труда. Так, на Каменском заводе в 1862 г. домна работала всего 145 дней из-за ухода «хороших мастеров» и недожога угля. Сокращение производства «от уменьшения числа рабочих, не изъявивших желания продолжать заводские работы по увольнении от обязательной службы», имело место и на других заводах. Двухмесячная остановка произошла, например, на Нижие-Уфалейском заводе, где рабочие «подали первый пример самовольной выдувки домны». Два месяца простояли домны я на Нижне-Сергинском заводе в 1862 г., где рабочие разошлись «в надежде найти более выгодные платы». В Пермском округе рабочие тоже два месяца не выходили на работы. А в Алапаевском округе «заводы не действовали в течение семи месяцев», что объяснялось заводоуправлением «тревожным состоянием людей при переходе от обязательного труда к вольному», а по существу было стихийной их забастовкой. Едва ли, однако, такие забастовки вошли в далеко не полный их учет за пореформенный период.

По сводке А. М. Панкратовой, использовавшей многотомные сборники архивных документов по рабочему движению, и другим источникам мы располагаем такими итогами забастовочного движения в России за 1861–1884 гг. (табл.2).

Рабочие «волнения», подсчитанные в табл. 2, можно рассматривать как конфликты, которые лишь благодаря попечительному вмешательству начальства, жандармов, а нередко и значительных воинских команд не завершились настоящими забастовками. На некоторых из охваченных ими заводов имели место и прекращение работ, отказы от работы в праздничные дни, требование повышения зарплаты и др. Но в большинстве случаев дело кончалось арестами «зачинщиков», судом и расправой и в лучшем случае розгами и высылкой. Стачки срывались, но уроки, преподанные царскими слугами рабочим, не пропадали. Сознание того, что и царское правительство, и все его слуги становятся всегда на сторону хозяев и отстаивают их интересы против рабочих, росло и ширилось, подготовляя почву для перехода от экономических конфликтов с отдельными хозяевами к более широкой политической борьбе. Жандармы каждую стачку готовы были рассматривать как бунт, но их действия сами расширяли число таких «бунтов».

Таблица 2: забастовок и волнений рабочих в России в 1861 - 1884 гг.
Годы Забастовки Волнения Итого
1 2 3 4
1861 11 12 23
1862 4 6 10
1863 2 4 6
1864 3 5 8
1865 3 6 9
1866 2 3 5
1867 1 2 3
1868 3 1 4
1869 4 2 6
1870 18 3 21
1871 17 7 24
1872 25 8 33
1873 17 12 29
1874 30 11 41
1875 23 13 36
1876 25 13 38
1877 12 10 22
1878 37 16 53
1879 51 9 60
1880 23 10 33
1881 14 13 27
1882 18 8 26
1883 20 И 31
1884 19 9 28
Итого 382 194 576
В том числе
1S61–1868 29 39 68
1869–1876 159 69 228
1877–1884 194 86 280

Уже чтение манифеста 19 февраля 1861 г. об освобождении крестьян оказало свое воздействие на рабочих. И когда в апреле того же года на Людиновском заводе Мальцева исправник попытался наказать одного рабочего розгами, то рабочие завода, окружив исправника, не допустили этой расправы, а в ответ на аресты «зачинщиков» этой акции мастеровые завода прекратили работу и потребовали от исправника, чтобы он немедленно освободил арестованных или «их всех посадил бы».

Этим благородным актом пролетарской солидарности и открывается в сугдности новая эра рабочего движения в освобожденной от крепостного гнета России.

В те годы, однако, такие забастовки были еще большой редкостью. И сам заводчик, генерал Мальцев, остановку работ и порчу машин на одном из своих заводов приписывал как раз не гнусным действиям исправника, а чтению царского манифеста на его заводах, которое он объявил «вредным, неправильным и неудобным». Бывает же, что от страха и небо покажется с овчинку. А рабочая солидарность страшнее всего эксплуататорам труда. Не мудрено, что и «высочайший манифест» с перепугу может сойти в такой оказии за опасную прокламацию.

Удивляться тому, что всякие проявления активности рабочего класса вызывали невольный трепет в рядах его классовых врагов, не приходится. Этому содействовали и западная история рабочего движения со столь яркими его взлетами, как Парижская коммуна 1871 г., и собственный опыт русских фабрикантов со всей охраняющей их интересы полицейской ратью. Российский рабочий класс начал формироваться одновременно с русской буржуазией еще задолго до падения крепостного права. Но к 1861 г., после того как у нас в основном уже завершилась промышленная революция, промышленный пролетариат, насчитывая в своих рядах свыше 800 тыс. рабочих, представлял собой уже достаточно внушительную силу. Ему недоставало еще социалистической зрелости в сознании своих исторических задач, но и продвигаясь ощупью к их решению в повседневной классовой борьбе с буржуазией, это был уже, несомненно, вполне оформившийся класс.

Не считаться с этим очень весомым фактом в повседневной хозяйственной практике и политике не могли, конечно, даже самые лютые враги пролетариата. Но в теории они очень долго попросту замалчивали так называемый рабочпй вопрос, отрицая даже самое существование пролетариата в России. В 1870 г. в стачках на 17 крупных предприятиях участвовало свыше десятка тысяч забастовщиков. Факт - достаточно осязательный. И тем не менее на съезде фабрикантов в том же 1870 г. один из ораторов, Мясоедов, доказывал «полную невозможность в России борьбы труда и капитала», и в частности сделал такой утешительный вывод: У нас нет пролетариата, что составляет предмет зависти всех иностранных государств . Призрак коммунизма, бродивший по Европе, начинал уже тем временем обретать плоть и кровь в Парижской коммуне 1871 г. И хоть там этот призрак был потоплен в собственной крови коммунаров, он не давал спокойно спать стражам «порядка» даже в далекой России.

Число забастовок, несмотря на все усилия этих стражей в борьбе с ними, неудержимо росло высокими темпами. В годы кризисов и депрессий забастовки носили по преимуществу оборонительный характер, а в годы подъема - наступательный, бастующие чаще всего требовали повышения оплаты труда. Росло и число участников этих забастовок и волнений, даже в условиях неблагоприятной конъюнктуры. Правда, число их в ряде случаев осталось неизвестным, но, исходя из среднего числа участников на одну забастовку по всем случаям, где оно дано, и распространяя эти средние на все известные нам случаи за ряд лет, мы получим следующие итоги (табл. 3).

Как видим, забастовки и волнения, учтенные в данной сводке, охватывали в общем очень крупные фабрики и заводы. Возможно, впрочем, что известная часть волнений на мелких предприятиях, урегулированная мирным путем, без участия полиции, и не попала в общий их учет. Но и без них мы имеем дело уже с массовым движением, насчитывающим десятки и сотни тысяч участников. Во всяком случае в темпах своего роста оно намного опережало общий рост промышленного пролетариата в стране.

Таблица 3: Итоги рабочего движения за 1861-1884 гг.
1861-1868 гг. 1869-1876 гг. 1877-1884 гг. 1861-1884 гг.
1 2 3 4 5
I. Число случаев
забастовок 29,0 159,0 194,0 382,0
волнении 39,0 69,0 86,0 194,0
Итого 68,0 2228,0 280,0 -
% к 1861-1868 гг 100 335,0 412,0 576,0
II. Число участников на один случай
забастовок 530,0 643,0 564,0 594,0
волнений 112,0 863,0 692,0 836,0
Итого 863,0 707,0 605,0 674,0
% к 1861-1868 гг 100 82,0 70,0 -
III. Всего участников, тыс.
забастовок 15,4 102,2 109,4 227,0
волнений 43,4 59,5 59,5 162,4
Итого 58,8 161,7 168,9 389,5
% к 1861-1868 гг 100 274,0 287,0 -

Особенно крупный скачок в числе стачек и забастовщиков начинается с 70-х годов. Растет, по-видимому, и классовое сознание. Один из жандармских офицеров в августе 1871 г. так рапортовал своему начальству о настроениях обследованных им строителей одной из железных дорог: Общий ропот и недоверие слышатся везде . Один из уездных исправников, объясняя московскому губернатору князю Ливену в донесении от 15 июля того же года, почему участились стачки и почти повсеместно все рабочие проявляют сильную наклонность под разными предлогами бросать фабрики и заведения, привел прежде всего такое соображение: В прежнее время удерживал их страх быстрого разбирательства на месте и полицейской расправы, с парализованием же полицейской власти - жаловался он, намекая на результаты судебной реформы, - начали появляться стачки. Обращая внимание губернатора на «бедную, пьяную и неразвитую жизнь нашего рабочего класса», просвещенный исправник в то же время утверждал, что у нас собственно фабричного или заводского класса нет , поскольку эти рабочие выделяются из хлебопашцев-крестьян , почему они всякое лето уходят, бросая фабрики, к себе в деревню.

Очень любопытно, что эта убогая идейка уездного исправника тотчас же была использована и московским губернатором князем Ливеком в его записке от 24 ноября того же 1871 г. министру внутренних дел Тимашеву. В этой записке, составленной по поводу двух июльских стачек в Московском уезде, Ливен прежде всего сообщает, что «зачинщики» немедленно были арестованы полицией без всяких судебных проволочек. Но ломимо этого в ней сообщается о рабочих кружках и толках в кабачках и на свободе о том, что: а) фабриканты живут потом рабочих; б) они богатеют, разоряя рабочего; в)благодаря им, держащим всю торговлю в своих руках, рабочий волею-неволею должен работать исключительно на них; г) не будь их, рабочим легко бы самим сделаться мастерами; д) что, следовательно, ввиду такой несправедливости недурно бы разорить фабрикантов, выжигая их фабрики и машины. Конечно, из самодельных «толков» этого рода видно, что рабочие и сами уже пытались во многом разобраться. Но из пунктов гид совершенно ясно, что в их домыслах еще и не пахло социалистической теорией. Тем не менее мудрый губернатор тотчас же удостоверил, что эти толки навеяны извне, с Запада, и что в них содержится вкратце сжатый свод главных оснований социалистического рабочего катехизиса. И вот этот сиятельный бюрократ, для которого русские рабочие были только «грубой, развратной и разгульной массой», находит, однако, что в России «рабочему вопросу не пробил еще час». Его вывод очень категоричен: Вопрос антагонизма владельцев и людей, лишенных всякого имущества, не является еще у нас вопросом насущным; пролетариата у нас нет .

Эта полицейская мудрость пыталась пролить успокоительный бальзам в сферах, обеспокоенных забастовочным движением. Стачки налицо, но пролетариата нет, гласила эта убогая мудрость, значит, «владельцам» капитала у нас еще не грозят такие опасности, как, скажем, Парижская коммуна. Но этот бальзам не мог устранить ни антагонизма между трудом и капиталом, ни всех его проявлений в растущем рабочем движении.

Очень поучительно, что не только явные враги народа, подобные сиятельному московскому губернатору, по и чуть ли не все «народники» во главе со своим лидером Н. К. Михайловским, тоже очень долго, вплоть до 90-х годов прошлого века, оспаривали факт развития капитализма в нашей стране, а сам Михайловский утверждал вопреки фактам, что в России еще надо создать пролетариат, что в России нет пролетариата, и тем самым вызвал достойную отповедь со стороны В. И. Ленина. Слепота народников в этом памятном их споре с марксистами объясняется, конечно, прежде всего тем, что все их внимание было обращено к деревне и рабочим вопросом они меньше всего интересовались. Но любопытно, что н доныне еще находятся историки, которые утверждают, что «складывание пролетариата как «класса в себе» и его конституирование в «класс для себя» на почве соединения с социализмом в истории русского пролетариата почти совпали , и относят этот момент к концу XIX - началу XX вв.

Если согласиться с этими мнениями и признать, что до конца XIX в. в России еще не сформировался пролетариат даже на первом досоциалистическом этапе его развития, когда господство капитала создает для него одинаковое положение и общие интересы и он в борьбе сплачивается и конституируется как класс, противостоящий классу капиталистов, то придется признать и все вытекающие отсюда выводы. Если пролетариат как класс сформировался в России только к концу века и, стало быть, его заведомо не было в 70-х и 80-х годах, то не было, значит, у нас в эти годы я крупной буржуазии, ибо оба эти класса создаются одновременно уже в результате промышленного переворота. Но если у нас не было этих классов, то не могло быть и классовой борьбы между ними. Да и развитие капитализма при отсутствии их немыслимо. Значит в споре народников с марксистами по этому вопросу следует признать правыми народников? Но в таком случае и отрицавшие наличие пролетариата в России 70-х годов господа Ливены и Мясоедовы были тоже правы? А В. И. Ленин, высмеивавший по тому же поводу Михайловского, ошибался?

Но не проще ли признать ошибочной концепцию тех советских историков, которые, недостаточно считаясь с некоторыми историческими фактами, незаметно для себя скатываются на заведомо порочные и чуждые нам позиции?

Конечно, отрицать наличие борющегося пролетариата и замалчивать как некую постыдную болезнь буржуазного общества «рабочий вопрос» в полном его действии оказалось невозможно даже в царской России. Шила в мешке не утаишь. И рабочее движение даже на первом его этапе чисто экономических забастовок все чаще опровергало на практике фальшивые измышления Мясоедовых и Ливенов и близорукие теории народников. Уже в мае 1870 г. в результате крупной стачки на Невской бумагопрядильной фабрике в Петербурге (800 рабочих) судебный процесс над ее виновниками раскрыл такую жуткую картину эксплуатации труда и действительных виновников забастовки, что даже вся подцензурная пресса, несмотря на запреты писать о стачках, заговорила о появлении рабочего класса в стране. Дело было настолько скандальным, что по велению самого царя циркуляром от 6 июля 1870 г. предложено было всем губернаторам расправляться впредь с забастовщиками, не допуская дела до судебного разбирательства .

Такие рабочие забастовки, пока их можно было рассматривать как явление новое и довольно редкое, не мешали еще, как это было в том же 1870 г. на съезде фабрикантов, болтать о невозможности в России борьбы труда и капитала. Но борьба эта все сильнее и ярче разгоралась. И уже забастовка на крупнейшей в стране Кренгольмской мануфактуре близ Нарвы в августе-сентябре 1872 г. вновь приковала общее внимание все к тому же «рабочему вопросу». На мануфактуре эксплуатировалось самым беспощадным образом до 7000 рабочих, русских и эстонцев, в том числе до 1500 детей, работавших по 13-14 часов в сутки. Стачка была очень дружная и упорная. Арестованных товарищей рабочие освободили силой. Для ликвидации забастовки потребовался целый полк солдат. Сами жандармы признали, что в этой стачке не было ничего политического и что причиною всех беспорядков на Кренгольмской мануфактуре было полное бесправие фабричных рабочих и совершенный произвол фабричного начальства… Тем не менее подверглись жестоким репрессиям - вплоть до отправки в арестантские роты и на каторгу - только рабочие. Но в своей «записке» царю об этой забастовке III отделение, уже отнюдь не пытаясь отрицать наличие в России рабочего класса, отмечает даже высокую его сознательность. Рабочие, видимо, сознали, что завод… без них ничто,- с грустью докладывают царю свои выводы жандармы. Это сознание и породило в настоящее время тот дух единомыслия, который так часто стал проявляться между рабочими,- объясняют они царю. «Весьма грустно»,- вторит им Александр II собственноручной пометкой на том же документе.

Рабочее движение и социализм весьма долго не только за рубежом, но и в России за весь народнический период его эволюции развивались в основном самостоятельно. Но между ними никогда не было непроницаемых перегородок. И даже в первой после реформы стачке на Людиновском заводе в 1861 г. среди ее пострадавших «зачинщиков» было двое рабочих - Яков Дарочкин и Василий Вьюшкин, охваченных уже до того революционной пропагандой в тех или иных ранних народнических кружках. Заводили связи с рабочими еще революционные кружки Ишутина и «чайковцев» начиная с 60-х годов. Идеи социализма проникали в рабочую среду и через прифабричные воскресные школы в 1861–1862 гг. В 1871 г. шефу жандармов поступают сведения об организации революционных кружков «из рабочих» в Москве с целью организации стачек и бунта на легальной почве и тому подобных проектах. В 1873-1874 гг. велась революционная пропаганда среди рабочих Петербурга в кружках С. С. Синегуба и др. с участием в них А. В. Долгушина, Д. И. Клеменца, С. М. Кравчинского, П. А. Кропоткина, Софьи Перовской, Д. М. Рогачева, Л. Э. Шишко и др. Сходки рабочих собирались в квартирах рабочих Петра Алексеева, братьев Петерсонов. Участвовал и них и слесарь Виктор Павлович Обнорский. Все эти имена широко известны в истории революционного движения. Многие из них сложили свои головы в рядах героической партии «Народной Воли». Но участие их в рабочем движении было слишком эпизодическим и мимолетным, чтоб оставить в нем столь же глубокий след.

Тем не менее рабочее движение все чаще соприкасалось с социалистической идеологией. Так уже в 1875 г. в Одессе организуется «Южнорус ский союз рабочих» с задачей «пропаганды идей освобождения рабочих из-под гнета капитала и привилегированных классов». В союз, организованный Евгением Осиповичем Заславским, входили и связанные с ним кружки в Харькове, Ростове, Таганроге и Орле. В Одессе состояло в союзе до 300 членов. К концу года он был основательно разгромлен жандармами. Но ряд кружков в Одессе и Херсоне продолжал свою деятельность вплоть до 1881 г., причем в одном из них еще в 1878-1879 гг. мирно занимался обучением рабочих Андрей Желябов, в других - его друзья Фроленко, Колоткевич и Тригони, а с 1879 г. и «чернопередельцы» Аксельрод и Стефанович. Вместе с тем в документах III отделения мы находим многочисленные сообщения за 1875 г. о распространении запрещенной литературы и революционной пропаганды среди рабочих на фабриках Москвы, Иваново-Вознесенска и Петербурга с активным участием в ней самых передовых рабочих - Петра Алексеева, Семена Агапова и др. В 1876 г. можно отметить уже первую политическую демонстрацию на Казанской площади в Петербурге с участием рабочих, на которой выступал с речью Г. В. Плеханов. А в 1878 г. в Петербурге возник «Северный союз русских рабочих», в программе которого уже значилось, что по своим задачам он примыкает к оотгаал-демократическим рабочим партиям Запада, хотя и эта программа была еще не совсем свободна от политической незрелости народнических влияний.

За десятилетие 1875-1884 гг. мы насчитали 242 забастовки и 112 волнений с общим числом участников до 215 тыс. За следующее десятилетие мы наблюдаем дальнейший рост рабочего движения (табл. 4). В приведенной таблице недоучтено из-за отсутствия данных число участников по 83 забастовкам и 106 волнениям. Среднее число участников по остальным - 866 на одну стачку и 690 на одно волнение, что с распространением этих средних на все случаи дает по всем учтенным забастовкам и волнениям 280 + 144 = 424 тыс. участников. Это почти вдвое больше их итога за 1875-1884 гг. Но росло не только количество, но и сознательность забастовщиков.

Таблица 4: Забастовки и волнения рабочих за 1885-1894 гг.
Годы Забастовки Волнения Итого Число участников, % к 1885 г.
Число случаев Число участников Число случаев Число участников Число случаев Число участников
1 2 3 4 5 6 7 8
1885 26 25761 47 3316 73 29077 100
1886 24 6126 29 467 53 6593 23
1887 56 24557 32 5287 88 29844 103
1888 26 13891 19 3520 45 17411 60
1889 26 18011 16 21580 42 39591 136
1890 33 12094 6 300 39 12394 43
1891 28 16634 12 12440 40 29074 100
1892 29 35818 16 16047 45 51865 178
1893 35 30426 12 1489 47 31915 ПО
1894 41 25558 20 6820 61 32378 111
Итого 324 208876 209 71266 533 280142 966
В том числе
1885–1889 158 88346 143 34170 301 122516 44
1890–1894 166 120530 66 37096 232 157626 56

Уже с первой же за этот период забастовки в январе 1885 г. на Никольской мануфактуре Морозова в Орехове-Зуеве открывается новый этап рабочего движения. Эта грандиозная забастовка (до 8000 рабочих) в атмосфере политической реакции, наступившей после цареубийства 1 марта 1881 г. и полного разгрома партии «Народной Воли», всколыхнула всю страну. Правительство, считавшее все силы революционного движения окончательно подавленными, было крайне встревожено. Новому царю Александру III сразу же померещилось возрождение старой, но еще не забытой опасности. Стачка началась 7 января, но уже на другой день сам царь на докладе о ней министра внутренних дел Д. Толстого обнаружил свои чувства в следующей резолюции: «Я очень боюсь, что это дело анархистов»,- писал струсивший царь, имея в виду под этим именем, конечно, бесстрашных деятелей «Народной Воли». Но опасность была гораздо больше, чем он думал.

Во главе стачки оказался не террорист, а один из испытанных уже в забастовочном движении деятель «Северного союза русских рабочих», ткач Петр Монсеенко. И опасность для царского режима и всей буржуазии вырастала как раз из того факта, что революционное движение становилось все более массовым и классовым движением пролетариата. Морозовская стачка была только первым серьезным, но довольно показательным шагом на этом пути. Начатая в условиях промышленной депрессии и застоя, она отразила самые крайние формы эксплуатации труда методами совершенно бесконтрольного штрафования рабочих в пользу хозяев со снижением этим способом уже и без того сниженной оплаты труда на десятки процентов. На помощь хозяевам были брошены войска, до 300 рабочих было арестовано, свыше 800 выслано на родину. На суде, с участием присяжных, «зачинщикам» забастовки было предъявлено обвинение по ста одному пунктам. Но вскрытая на суде система эксплуатации была так отвратительна, общественное сочувствие рабочим столь очевидно, что брошенные на скамью подсудимых рабочие по всем пунктам были судом оправданы.

Экономическая рабочая Лачка стала в этих условиях большим политическим событием. Вызванный ею закон о штрафах от 3 июня 1886 г., запретивший их обращать в пользу предпринимателей, и учреждение фабричной инспекции были уже реальной победой рабочего класса, ибо действие и\ распространялось на все, подчиненные фабричной инспекции, фабрики и заводы. Это значение морозовской стачки особо было подчеркнуто реакционной печатью того времени. Негодуя по поводу оправдания забастовщиков судом присяжных в г. Владимире по всем 101 пунктам, известнейший реакционер М. Н. Катков с издевкой над этим приговором писал в «Московских Ведомостях»: Вчера в старом богоспасаемом граде Владимире раздался сто один салютационный выстрел в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса. Итак, да здравствует рабочий вопрос!…

В сущности говоря, Катков сильно запоздал с этим открытием. Его признание свидетельствовало лишь о том, что значение рабочего вопроса в России становится очевидным даже слепым от рождения мракобесам. Но столь очевидные успехи рабочего движения привлекали к себе внимание не только врагов, но и друзей. Неудачи народников в их пропаганде социалистических идей в русской деревне привели уже многих из них к полному разочарованию и пересмотру своей идеология. Как известно, за границей уже в 1883 г. из таких вчерашних народников образовалась первая социал-демократическая «Группа освобождения Труда» во главе с Г. В. Плехановым, который еще до своей вынужденной эмиграции за границу сам принимал активное участие в руководстве одной из стачек в России. В декабре 1883 г. возникла, по инициативе Д. Н. Благоева, первая марксистская организация в Петербурге, охватившая в 14 рабочих кружках до 100-150 рабочих. В январе и июле 1885 г. эта организация выпустила два номера подпольной социал-демократической газеты «Рабочий», появление которой, как и Морозовская забастовка, было целым событием в революционных кругах столицы. С тех пор мы наблюдаем немало социал-демократических групп, ведущих пропаганду в рабочей среде (группы Павла Точисского в 1885–1886 гг. и М. И. Бруснева в 1889–1893 гг. в Петербурге, Н. Е. Федосеева в Казани и много других в Нижнем Новгороде, Туле, Иваново-Вознесенске, Харькове, Минске и Вильно, Риге, Либаве, Тифлисе и т. д.).

Весь этот период, однако, все эти кружки представляли еще рассыпанную храмину. В них многие рабочие уже приобщились к социализму, но рабочее движение развивалось еще само по себе, вне всякой организационной связи с социал-демократическими ячейками и во всяком случае без социалистического им руководства. В. И. Ленин рассматривает весь этот период, вплоть до 1895 г., как период теоретического основания социал-демократии и «утробного» ее развития. Лишь с образованием в 1895 г. «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» в Петербурге, а затем и в других городах, внесение в рабочее движение социалистического сознания стало делать все более заметные успехи. От замкнутой в кружках социалистической пропаганды партийные круги перешли к активной агитации и прямому воздействию на ход рабочего движения. И это сразу сказалось на самом характере социал-демократического рабочего движения.

Для самого сжатого его обозрения достаточно привести следующую картину забастовочного движения в России с 1895 г. до Великой Октябрьской революции 1917 г. (табл. 5).

Таблица 5: Забастовки в России за 1895-1917 гг.
Год Число забастовок Число бастовавших рабочих Число потерянных рабочих дней, тыс.
всего в том числе всего тыс. в том числе %
экономических политических экономических политических
1 2 3 4 5 6 7 8
1895 68 68 - 31 100 - 157
1896 118 113 5 30 99,2 0,8 189
1897 145 143 2 60 99,1 0,9 321
1898 215 209 6 43 96,4 3,6 159
1899 189 178 11 57 94,6 5,4 265
1900 125 115 10 29 85,8 114,2 120
1901 164 159 5 32 98,4 1,6 11О
1902 123 112 11 37 86,3 13,7 128
1903 550 424 126 87 78,1 21,9 445
1904 68 66 2 25 98,0 2,0 185
1905 13995 4190 9805 2863 35,6 64,4 25030
1906 6114 2545 3569 1108 41,3 58,7 5513
1907 3573 973 2600 740 27,0 73,0 2433
1908 892 428 464 176 47,4 52,6 865
1909 340 290 50 64 87,0 13,0 418
1910 222 214 8 47 91,9 8,1 256
1911 466 442 24 105 92,0 8,0 791
1912 2032 732 1300 726 24,2 75,8 2376
1913 2404 1370 1034 887 43,4 56,6 3863
1914 3534 969 2565 1337 20,81 79,2 5755
1915 928 715 213 540 71,1 28,9 1863
1916 1284 1041 243 952 67,4 32,6 4649
1917 1906 589 1317 870 21,5 78,5 3823
Итого 39455 16085 23370 10846 40,6 59,4 59714

Таблица эта, составленная по официальным данным фабричной инспекции, не охватывает горнозаводской промышленности, не учитывает массовых забастовок железнодорожников 1905 и 1917 гг. и вообще едва ли отличается достаточной полнотой учета,. И все же она поражает небывалым ростом забастовочного движения за весь этот период по сравнению с предшествующими годами. Если за 1885-1894 гг. насчитывалось всего 324 слу- чая забастовок, то за 1895-1904 гг. их было уже 1715 по числу заведений, охваченных стачками, т. е. в 5,3 раза больше, а за 1905-1914 гг. - уже 33572, т. е. еще раз в 20 больше предшествующего десятилетия. Характерно, что в этот период впервые появляются забастовки с политическими требованиями и что число таких забастовок (возрастает еще более поразительными темпами: со 178 за 1895-1904 гг. до 21419 за следующее десятилетие, т. е. увеличивается в 120 раз. Но самое поразительное это те пиковые взлеты числа забастовок и забастовщиков, какими отмечены 1905 и 1917 революционные годы, за которые число политических забастовок превышает в два-три раза число экономических при общем росте тех и других. Этот рост рабочего движения в гармонических сочетаниях экономической и политической борьбы пролетариата лучше всего свидетельствует и о росте партийного влияния на его формы и о том, что оно в полном смысле этого слова было социально-демократическим .

Эти красноречивые факты и цифры представляют живейший интерес и наталкивают на чрезвычайно поучительные выводы. Охватывая весь период идеологической подготовки великой русской революции с первых робких итогов нашего рабочего движения вплоть до октября 1917 г., они заключают в себе богатейшие материалы для ответа на один весьма неясный и трудный вопрос: почему мы первые в мире оказались у врат социализма?

Россия одна из наиболее отсталых в культурном отношении стран Европы. Это страна земледельческая по преимуществу. Индустриальный пролетариат составлял в ней ничтожное меньшинство трудящегося населения страны. И все же этот пролетариат, будучи количественно в несколько раз слабее пролетариата Германии, Англии или Америки, оказался первым у врат социализма. Он первый решительно взял власть в свои руки и вот уже почти полвека так крепко дер^кит ее, что вышибить у него ее не могут все силы мирового империализма.

Как же объясняется эта на первый взгляд столь парадоксальная загадка?

Некоторыми говорилось о том, что именно наша отсталость и объясняет, почему мы впервые не выдержали тяжести империалистической войны. Наша истомленная войной страна накопила к решительному моменту слишком много оснований для недовольства режимом, подвергшим ее столь тяжелым испытаниям. И самый режим этот, опиравшейся на слишком слабый экономический базис, был настолько расшатан мировой войной, что распался под первым же натиском революционной волны.

Такое объяснение годилось бы еще, пожалуй, да и то с грехом пополам, для февральской революции. С грехом пополам, ибо и февральскую революцию оно объясняет лишь наполовину. Царский режим неизбежно должен был пасть. Но под чьими ударами?

Легче всего он мог пасть жертвой своей собственной неспособности, под ударами одного из назревших уже военно-патриотических заговоров. Его могла принудить к капитуляции и какая-нибудь новая волна народнического терроризма, выступающего с револьвером и бомбой в руках, опираясь на поддержку радикальной интеллигенции и сочувствие своей уравнительной идеологии широких крестьянских масс. В обстановке всеобщего презрения его могли рано или поздно свалить даже иерихонские трубы Родичевых, Маклаковых и тому подобных думских трубадуров нашей либеральной демократии. Возможно, что этот жалкий старый режим мог спасовать в конце концов даже перед ослиной челюстью какого-нибудь Гучкова в роли нового горе-Самсона фрондирующей отечественной буржуазии.

Но почему же все эти весьма разнообразные возможности были предупреждены и исключены одним стихийным взмахом массовой пролетарской забастовки? Крестьянским характером страны и нашей индустриальной отсталостью этот факт во всяком случае не объясняется.

В самом деле, почему в отсталой крестьянской стране революционный пролетариат но только нашел в себе достаточно сил, чтобы опрокинуть подгнивший царский режим, но и так сказочно быстро - в одно лето - созрел для того, чтобы, свергнув гнет буржуазии, самому стать у власти? И почему эта власть так легко и так неотвратимо естественно, как созревший плод, пала к его ногам? И почему он оказался в силах так прочно ее удержать? И почему, например, немецкий пролетариат, гораздо более богатый в те годы опытом и мощный численностью, вступив после падения своего абсолютизма осенью 1918 г. на тот же путь, на каком мы оказались весной 1917 г., до сих пор даже после поражения фашизма безрезультатно борется в Западной Гермапим за Советскую власть и диктатуру пролетариата?

Но если наличность пролетарской власти в Советской России остается неоспоримым фактом, а объяснение этого факта нашей индустриальной отсталостью было бы по «меньшей мере невразумительным, то в чем же мы должны искать более вразумительных объяснений?

Обращаясь к истории развития нашего хозяйственного уклада и борьбы классов, мы сможем отметить здесь следующие две характерных особенности. Первая из них лежит в области экономической. Это - высокая степень концентрации нашего индустриального хозяйства. Она свидетельствует, что русский капитализм, несмотря на всю юность, или, вернее, именно вследствие этой юности, отнюдь но приходится характеризовать, как слишком отсталый. Вторая особенность - в области политики. Мы имеем в виду царский режим со всеми его атрибутами.

Чтобы оценить по достоинству значение указанных двух особенностей русского уклада по сравнению с Западом, приведем несколько фактов и цифр.

В России не было промысловых переписей. Учета мелкой промышленности ремесленного типа вовсе нет. Учет крупной промышленности тоже далеко не полон по сравнению с данными германской или американской статистики. Но все же в отношении более крупных предприятий такое сравнение возможно. Что же оно дает?

Если отбросить для сравнимости данных наиболее мелкие предприятия с числом рабочих до 20 человек, а из оставшихся учесть, какая доля по числу рабочих падает на самые крупные с цензом свыше 1000 человек, то получим следующий процент концентрации индустриальных рабочих в крупнейших предприятиях:

Год Германия Соединенные Штаты Европейская Россия
1895 (13) - (31)
1904 15 - 38,8
1907 - 17,9 39,2
1914 - 20,5 43,8

Как видим, степень концентрации рабочих в крупных предприятиях для России по меньшей мере вдвое выше германской и даже американской нормы. Но нужно еще учесть, что указанные коэффициенты для России заведомо преуменьшены, ибо в использованные для их исчисления данные фабричной инспекции не вошли наиболее крупные казенные и все металлургические заводы. По обследованию Погожева, включение в учет и этих заводов повышает норму концентрации рабочих на крупнейших русских заводах для 1902 г. с 31,5 до 47,6%, т. е. еще в 1,5 раза. Таким образом, относительный вес крупной промышленности в России можно считать раза в 3 выше, чем в Германии и Соединенных Штатах.

Но и абсолютные итоги крупной промышленности весьма показательны. Общий итог рабочих во всех заведениях обрабатывающей промышленности с цензом более 20 лиц составлял для Германии в 1907 г. около 4,5 млн. рабочих (и служащих), для Соединенных Штатов в 1909 г.- 5662 тыс. и в 1914 г.- 6112 тыс. рабочих. В России соответствующие итоги давали гораздо меньше: в 1902 г. всего около 2 млн. и в 1914 г. около 2,8 млн. рабочих, не включая сюда горнорабочих (около 500 тыс.) и фабрично-заводских служащих (более 200 тыс.).

Зато на крупных предприятиях с числом рабочих выше тысячи в Германии было в 1907 г. едва 655 тыс. фабрично-заводских рабочих, в Соединенных Штатах в 1914 г. 1,255 тыс., тогда как в России уже в 1902 г. их было более 980 тыс., а к 1914 г. во всяком случае не менее 1,3 млн. (со включением казенных и металлургических, но без горных заводов), т. е. больше, чем даже в Америке. При этом в среднем на таких крупнейших заводах в Германии в 1907 г. работало 1980 рабочих, в Соединенных Штатах в 1914 г.- 1940 рабочих, а в России уже в 1902 г.- 2490 рабочих.

И еще один факт. Заводов-гигантов с числом рабочих свыше 5 тыс. насчитывалось в Германии в 1907 г. всего 12 со 119 тыс. рабочих, тогда как у нас в одном Петрограде перед революцией таких заводов-«большевиков» было больше, чем во всей Германии (14 заводов, 132 тыс. рабочих), по всей же России насчитывалось уже в 1902 г. 35 заводов с 270 тыс. рабочих.

Таким образом, Россия, страна заводов-«большевиков» и вообще крупнейшей капиталистической индустрии преимущественно, слишком «отсталой» в этом отношении, но сравнению со своими западными соседями, едва ли может быть признана.

Это первый (вывод. Но все ого значение будет понятно лишь тогда, когда мы установим другой очень важный факт, что вся революционная активность пролетариата концентрируется как раз почти исключительно в крупной промышленности, на заводах-«большевиках».

Вся история забастовочного движения в России доказывает это с полной несомненностью. Забастовки - испытанное средство борьбы во всех странах, но все же распространенность этого метода борьбы весьма различная для разных стран. Для иллюстрации приведем несколько цифр (табл. 6).

Приведенные в таблице данные по России сильно преуменьшены, так яак относятся только к заведениям, подчиненным фабричной инспекции. С учетом казенных и металлургических заводов их пришлось бы увеличить, судя по числу неучтенных рабочих в этих заводах, по меньшей мере на 30%. Но и без того русские цифры для забастовок являются рекордными.

Итак, если русских рабочих и меньше, они гораздо активнее в коллективном отстаивании своих классовых интересов. Если забастовочную активность русского рабочего, т. е. число забастовок на одного рабочего в год, принять за 100, то активность американского рабочего выразится, примерно, числом 35, а немецкого цифрой 17. Говоря иначе, каждый русский рабочий по своей забастовочной активности стоит трех американских или шести немецких.

И в этом нет ничего удивительного, ибо забастовочная активность пролетариата есть прямая функция размеров предприятий. Чем выше размер предприятий, тем больше процент бастующих из общего их числа.

Вот, например, несколько итогов (табл. 7).

В среднем за 16 лет активность мелких предприятий была в восемь раз ниже, чем у самых крупных. В годы общего революционного подъема она относительно несколько поднимается (до ⅕ высшей нормы), но зато в годы реакции еще быстрее падает (до 1/27 этой нормы). Ясно, стало быть, какую скромную роль играют рабочие мелкой и даже средней промышленности в общей классовой борьбе пролетариата. По числу забастовщиков на долю всех мелких и средних предприятий - до 500 рабочих - приходилось в 1905 г. не более 37,6%, в 1910 г. еще меньше - едва 30%. Таким образом, на долю более крупной промышленности приходится не менее ⅔ всей забастовочной активности.

И если в мелких предприятиях (до 20 рабочих) даже в бурном 1905 г. бастовало всего 47% их числа, то на заводах-«болыпевиках», с тысячами рабочих, этот процент поднимается до 232, т. е. каждый завод бастовал здесь больше 2 раз в году.

Мы уже видели выше, что, скажем, германский или американский пролетариат, хотя и был многочисленнее русского, но сосредоточен он в основном в мелком л среднем производстве. Говоря иначе, средний размер предприятий на Западе ниже, чем в России. Отсюда ясно, что и боевая забастовочная активность этого пролетариата должна быть соответственно ниже. Она и была там ниже уже вследствие одного лишь экономического факта - более низкой концентрации капиталистического производства в передовых странах Запада. В отсталую Россию капитализм вторгся сразу вооруженным с ног до головы, уничтожая этим всякую возможность соперничества с собою со стороны мелкого производства. Он сразу сосредоточил крупные массы рабочих в немногих предприятиях и поставил их этим в условия, наиболее благоприятные для воспитания классового самосознания и коллективной активности.

Это одно уже объясняет многое, но не все. Экономической обстановке содействовала в том же направлении и политическая. Крупное капиталистическое производство у нас сочеталось с абсолютизмом. На Западе рабочий мог питаться иллюзиями, что за него кто-то другой - в лице избранных им представителей - стоит на страже его интересов в парламенте. Это очень долго усыпляло его политическую активность. До самого последнего времени он почти вовсе не упражнял своей коллективной воли для непосредственного, прямого воздействия на весь государственный строй своей страны. Забастовки у него в лучшем случае служили для экономического воздействия-на своих непосредственных угнетателей и эксплуататоров, отнюдь не задевая их общей классовой организации господства.

Иначе обстояло дело у нас.

У русских рабочих не было никаких конституционных гарантии. Мо у них не было и никаких парламентских иллюзий. В России были лишь парламентские скамьи, с которых рабочим депутатам довольно легко было угодить на каторгу. Но на каторгу у нас нетрудно было попадать рабочим и прямым путем. И наши рабочие пошли прямыми путями, минуя всякие парламентские околицы и закоулки. На всякий акт произвола, большой пли маленький, будь то арест товарища или массовые расстрелы рабочих на Ленских приисках, преследование рабочей прессы пли разгром рабочих организаций, наши рабочие отвечали забастовкой протеста. И не мудрствуя лукаво в тонких различиях интересов хозяйского правительства от интересов самих хозяев, эти рабочие, не щадя себя, били с плеча в самое больное место буржуазии - по ее кошельку.

Царский режим сдерживал рост и обострял формы борьбы социалистических организаций в России, но вместе с тем и очищал их ряды от всяких случайных «попутчиков», ревизионистов, оппортунистов, которыми так богаты легальные социалистические партии Западной Европы. Эти партии были много богаче рабочей партии, выпестованной В. И. Лениным. Значительно они превосходили ее и количественно, но это было лишь в ущерб их качеству. Зато можно было сказать с уверенностью, что более принципиальной и решительной, чем партия Ленина, не было ни в одной другой стране. И конечно, такие качества этой партии как нельзя более соответствовали историческим задачам революционного рабочего движения. Царские сатрапы долго утешались тем, что «у нас,- как они говорили,- слава богу, нет парламента». И у нас уже по необходимости российский героический пролетариат, вдохновляемый своей классовой партией, много лет воспитывал в себе революционный закал теми методами, какие можно назвать методами прямого действия: от массовых местных стачек и манифестаций до всеобщей генеральной забастовки по всей стране и вооруженного восстания в подходящий момент.

Правда, русские рабочие не знали, что это самое и называется «методами прямого действия», как мольеровский мещанин не знал, что всю свою жизнь он говорит «прозой». Но от этого дело не меняется. И факт, что с 1895 по 1916 г. 60% забастовок в России были политическими выступлениями пролетариата, остается фактом.

Законы коллективной психологии в области классовой борьбы еще очень плохо исследованы. Это не то, что законы физики. Там нас не удивило бы, что миллионы тонн воды, распыленной по большой поверхности, образуют лишь лужи, а десятая доля той же воды, поднятая и сосредоточенная в высоком водоеме, свергаясь оттуда водопадом, способна произвести громадную полезную или разрушительную работу. Точно так же нас ничуть не смутило бы, что неизмеримый запас электричества при нулевом потенциале ни в чем себя не проявляет, а небольшая его доза, аккумулированная в лейденской банке при высоком потенциале, убивает, как молния.

Но разве не такую же сгущенную ударную силу представляла собою перед революцией коллективная воля русского пролетариата, сосредоточенная в значительных массах на заводах-«большевиках» наших крупнейших промышленных центров и поднятая широкой практикой прямого действия до высокого потенциала революционной энергии?

Многим представляется непостижимым, какими судьбами последний по времени выступления на арену истории и самый малочисленный отряд международного пролетариата мог выдвинуться на самые передовые позиции мировой борьбы за социализм и оказаться у заветного порога новой эры истории человечества. И когда это непостижимое стало реальным фактом, они не верят своим глазам.

А между тем все, по-видимому, гораздо проще, чем кажется. Там, где нужно прокладывать новые, еще не проторенные пути, там, где требуется исключительная инициатива, решимость и энергия, там, где коллективная воля стоит перед задачей преодолеть инерцию масс, сдвинуть их с мертвой точки и увлечь за собой вперед, одним словом, там, где речь идет о революции,- решает дело не пассивное большинство, а активное меньшинство, способное увлечь за собой инертное большинство. Говоря иначе, в авангарде революции всегда будут те отряды пролетариата, которые обладают наиболее высоким потенциалом революционной энергии.

Дело, значит, здесь не в количестве, а в качестве.

Факты

Ситуация была не из легких, но рабочим в конце концов удалось достичь договоренности с властями, от которых они требовали пищи, питья и одежды, направив список претензий в высшие инстанции государства - главному министру (замещавшему фараона в его отсутствие) (1) и самому фараону. В записи писца говорится:

«Пролом пяти стен Некрополя рабочими, которые кричат: «Мы голодны уже 18-й день ... Мы ушли сюда от голода и жажды. У нас нет платья, нет масла, нет рыбы, пищи. Напишите об этом фараону , нашему милостивому господину, и нашему главному министру , чтобы нам дали возможность существовать!» .

Рабочие голодали , а еда была низкого качества. Терпение этих древних рабочих лопнуло, и они приняли историческое решение прекратить работу, требуя выплаты зарплаты. Началось то, что можно назвать первой забастовкой в истории (2). Когда это случилось ? Как? Каковы были последствия? И, наконец, была ли это настоящая забастовка? Можем ли мы говорить о забастовке в те далекие времена?

Место действия и рабочие

Все рабочие , ремесленники и писцы , отвечавшие за работу над гробницей фараона, жили в деревне, известной ныне как Дейр-эль- Медина, вместе со своими семьями. Этот район, где были расположены дома, часовни и гробницы самих рабочих, использовался с 18-й по 20-ю династию. По подсчетам, там было более семидесяти домов, в которых обитали 120 рабочих с женами и детьми.

Трудовой коллектив состоял из не менее чем 60 человек, разделенных на две команды, каждая из которых имела мастера, представителя и одного или более писцов. Имелись каменщики, каменотесы, маляры, резчики рельефов и скульпторы. Все работы контролировались главным министром , который время от времени лично посещал этот район или направлял представителя для проверки работ.

Рабочих набирали в различных городах и селах египетской территории , где они уже выполняли определенные повинности в пользу власти. Мы знаем, что некоторые из них имели землю, слуг и животных, имели дополнительную собственность за пределами рабочего поселка. «Люди могилы» (как они тогда назывались) были связаны, по роду работы, с ведущими деятелями Египта, некоторые из умельцев имели прямые контакты с фараоном. Кажется, все указывает на то, что эти люди имели более высокий уровень жизни, чем большинство их современников.

Неподалеку от деревни располагались гробницы рабочих и часовни местных богов (3). Во время правления Рамзеса II на территории, где располагались гробницы ремесленников, развернулись работы, в которых заметна тенденция к монументальности. Они состояли из небольших часовен, увенчанных пирамидой малых пропорций. Этот тип гробниц был характерен для вельмож Нового царства , которые строили мастабы с пирамидами на вершине , стремясь обрести духовные блага, прежде зарезервированные для царской семьи.

Проблема

Хотя Египет по-прежнему оставался богатым и могущественным, в 12 в. до н.э. наметился упадок.Рамзес III из 20-й династии в 1198 - 1166 до н.э. правил страной с растущими проблемами. На границах империи приходилось сдерживать две попытки вторжения ливийцев, со Средиземного моря наступали «народы севера и моря». Коррупция и неэффективное управление ресурсами подорвала экономику страны , которая и без того страдала от сооружения монументальных гробниц в Долине царей , поглощавших большую часть трудового потенциала населения. Чрезмерный и непрекращающийся рост государственной бюрократии , а также неудовлетворенный спрос на продукты потребления довели ситуацию до предела. И действительно, правление и жизнь Рамзеса III закончились заговором в его гареме, при участии высокопоставленных государственных чиновников.

С началом инфляции в последние годы правления Рамзеса III система работ рухнула в результате того, что правительство задерживало оплату труда работников. Прямым следствием общей ситуации стало то, что трудовая активность ремесленников (зависевших от центральной администрации) росла, а оплата их труда (4) отставала от растущих заданий.

Множество глиняных черепков (найденных в Дейр-эль -Медине) содержат длинные списки продуктов, которые регулярно поставлялись рабочим. Каждый день они получили хлеб, пиво , финики, овощи и даже питьевую воду (так как колодцы пересохли ). Некоторые продукты, такие как инжир, поставлялись реже, а мясо - вообще только по большим праздникам. Кроме того, им поставлялись также одежда, обувь, глиняная посуда и инструменты. Средняя оплата за один рабочий день составляла 10 буханок хлеба и меру пива, а самый старший мастер мог получать до 500 буханок хлеба , который он имел право обменять на другие предметы. Мастеров и писцы получали по 72 мешка (примерно 76 литров в каждом ) зерна в месяц, другие работники по 52 мешка.

Однако необходимое продовольствие не прибывало вовремя, а то, что прибывало, было низкого качества и становилось объектом манипуляции со стороны начальства. Как написано на черепках:

« ... Сообщаю моему господину, что работаю над гробницами князей , строительство которых мой господин поручил мне. Работаю я хорошо (...) Не проявляю небрежности. Сообщаю моему господину, что мы совершенно обеднели (...) у нас обобрали полтора мешка ячменя , чтобы дать взамен полтора мешка мусора» (5).

Итак, причин было много: общие экономические условия, рост спроса на предметы потребления, коррупция и бесхозяйственность побудили работников забастовать и захватить некоторые ключевые здания центральной администрации.

Ход забастовки

Согласно тому, что можно прочитать в т.н. Папирусе о забастовке периода правления Рамзеса III (в настоящее время хранится в итальянском городе Турине) и на различных черепках, найденных в Дейр-эль-Медине и хранящихся в музеях в Каире, Берлине и других городах, забастовка началась в 10-й день второго сезона месяца Перет в 29-м году царствования Рамзеса III (когда ему было 62 года, в 1166 до н.э.), из-за задержки в оплате вследствие «невнимательности» наместника Западных Фив.

Папирус о забастовке, написанный писцом Аменахетом, который входил в состав бригады строителей гробницы Рамзеса III (6), свидетельствует о нарастании конфликта от первоначальных жалоб до самых резких требований предоставить ресурсы. Аменнахет пишет (мы уже цитировали его в начале текста):

«29 года, 10 второго месяца сезона Перет. Пролом пяти стен Некрополя рабочими, которые кричат: «Мы голодны уже 18-й день». Они сели на задней части храма Тутмоса III , в пределах возделанных полей».

Внимательно анализируя ситуацию, мы обнаруживаем, что, покинув рабочие места, египетские ремесленники пошли маршем протеста к храмам. Этот поход был для них весьма важен, поскольку был настоящим вызовом властям. В одном из храмов им были выданы 50 хлебов, чего было, очевидно, недостаточно для большой толпы людей. Поэтому на следующий день они силой вторглись и парализовали его работу, предъявив требования , о которых мы писали в начале статьи.

Потребовалось вмешательство писца бригады, который отправился в храм Некрополя, где хранилось зерно, и потребовал выдать продовольствие, присвоенное жрецами и посредниками (7), поскольку имело место удержание благ. Трое аудиторов и их помощники призвали рабочих вернуться в Некрополь, сделав им «большие обещания (…): Можете возвращаться, потому что у нас есть обещание фараона, сказали они им».


Несмотря на обещания, ремесленники весь день простояли лагерем у храма и только ночевать вернулись в Некрополь.

На в торой и на третий день они ворвались в священную ограду вокруг погребального храма Рамзеса II, побудив к бегству привратников, полицейских и казначеев, которые не осмелились встретиться с толпой. Захват храма Рамзеса II , видимо, оказался более эффективным, чем предыдущие меры , и заставил чиновников изменить свое отношение к делу. Забастовщики заявили :

«Мы ушли сюда от голода и жажды. У нас нет платья, нет масла, нет рыбы, пищи. Напишите об этом фараону, нашему милостивому господину, и напишите главному министру, нашему начальнику,чтобы нам дали возможность существовать»

Это привело к тому, что им был выдан рацион за предыдущий месяц. Но рабочие не отказались от требования выдать им положенную плату за текущий месяц. На следующий день они собрались в «крепости Некрополя» (где были расквартированы солдаты) и добились вмешательства начальника полиции Ментумоса, пообещавшего отправиться вместе с ними к храму Тутмоса:

«Уходите и захватите с собою инструменты, закройте двери, заберите жен и детей; я пойду пред вами к храму Тутмоса III и посажу вас там до завтра».

Обещаний было много , но проблема не решалась. Рабочие разбили лагерь в погребальном храме Тутмоса III в Мединет-Хабу , на целый день и ночь, требуя того, что им причиталось. Наконец, они получили и рационы на текущий месяц. После получения зарплаты ситуация успокоилась, и рабочие вернулись на работу. Но ненадолго. Через 2 недели они снова покинули стены, заявив аудиторам Некрополя :

« (…) Мы не уйдем. Скажите своим начальникам, когда они прибудут со своей свитой, что мы, конечно же, пересекли стены не только из-за голода, но хотим выступить с важным обвинением, ибо в этом фараоновом месте, безусловно, совершаются преступления».

Беспорядки вспыхивали несколько раз, поскольку повторно данные обещания не исполнялись. Были объявлены вторая и третья забастовки, каждый раз добиваясь выдачи задержанной зарплаты. Но волнения не прекращались, так как задержка выплаты продолжалась.

В какой-то момент назначение Та («посланца бригады в Место Истины» и «Писца Могил») главным министром Верхнего и Нижнего Египта (в его обязанности входило следить за правосудием во всех областях) породило некоторые надежды среди трудящихся, так как он был человеком («посланцем») из их среды и имел тесные связи с Дейр-эль-Мединой. Действуя согласовано, они прекратили работу перед приездом министра. Тот пообещал разрешить ситуацию и действительно разрешил выдать рабочим полные рационы, которые им задолжали, но приказал им отказаться от возобновления забастовки, под угрозой наказаний в случае неповиновения. Как мы бы сказали сегодня, он объявил забастовку незаконной.Та прислал чиновника со следующим посланием к аудиторам Некрополя:

«(…) Если чего-то нет, как я могу вам это принести? Когда же мне говорят: «не воруй наших припасов» — то разве я не для того поставлен визирем, чтобы давать, а не воровать. Я в этом не виноват. Даже в закромах ничего нет, но вам все-таки дам, что найдется» .

Угроза, похоже, возымела немедленный эффект. Но задержка с выдачей продуктов питания через 11 дней после визита Та заставила рабочих снова выдвинуть лозунг: «Мы голодаем!», и градоначальник Фив выдал им 50 мешков зерна в виде аванса до зарплаты:

«(…) Смотрите, я даю вам эти 50 мешков зерна, чтобы вы жили, пока фараон не даст вам припасы».


Но такая определенная помощь со стороны властей продолжалась недолго. Чтобы ознакомиться с проблемами, главный министр Та отправился в Дельту на праздник «Сед», и в результате выдачу рациона снова стали задерживать. А позднее Та, как кажется, оказался вовлеченным в заговор против состарившегося фараона Рамзеса III . Хотя результаты этой истории неизвестны, некоторые исследователи отмечают, что с этого момента начинаются кражи в царских и частных гробницах, как пишет папирус более поздней эпохи:

«Год 16-й, 22-й день третьего месяца сезона разлива (…) Допрос людей, уличенных в разграблении гробниц к Западу от Фив, в отношении которых были выдвинуты обвинения Пуэрао, наместником Западных Фив и начальником полиции, кои прилагаются к великой и благородной могиле фараона, да живет он миллионы лет (…)».


Вероятно, поскольку общее положение последующих поколений трудящихся при преемниках Рамзеса III не улучшилось, ремесленники решились разграбить гробницы, и никто лучше их не мог этого сделать: ведь именно они их строили.

Историческое значение

Несомненно, это первая забастовка создала исторический прецедент огромного значения в истории труда и рабочей организации. Впервые в истории трудящиеся заставили прислушаться к себе с помощью остановки работы, использовав оружие, к которому потом прибегали бесчисленное множество раз, в том числе после начала индустриальной эпохи в 19 веке. Очевидно, что Древний Египет не был ни индустриальным, ни капиталистическим обществом, что опровергает мнение, будто забастовки могут иметь смысл только в таком обществе. Но можно ли в данном случае говорить о настоящей забастовке? Можем ли мы использовать этот термин применительно к той далекой эпохе? Не впадаем ли мы тем самым в некий анахронизм?

В настоящее время под термином «забастовка» (см. : Словарь Королевской академии Испании ) понимается коллективное, согласованное и добровольное прекращение работы группой трудящихся с целью заставить их начальников принять определенные условия. Такое прекращение должны быть согласованным и коллективным, в отличие от прекращения работы по другим причинам, таким как вынужденная безработица. Забастовка происходит потому, что власти нарушают условия труда и действуют против работников.

Отвечает ли конфликт работников в эпоху Рамзеса III критериям этого определения?

Нет никаких сомнений в том, что прекращение работы было согласованным и коллективным , так как в него были вовлечены одновременно все работники, их начальство и другие представители.

Все они требовали выплаты задержанной «платы», и работники прекращали работу так часто, как считали необходимым , стремясь обратить внимание высших органов власти государства к проблеме задержки оплаты и коррупции администраторов.

Кроме того, помимо материального вопроса, работники жаловались на нарушения в других ситуациях, некое совершенное в то время святотатство , хотя мы не знаем, о чем конкретно шла речь.

На самом деле, их «платформа требований» включала новый компонент, используемый в качестве политического оружия: обвинения в адрес аудиторов в обмане не кого-нибудь, а фараона и главного министра, и угроза разоблачить их перед начальством.

Таким образом, работники протестовали против злоупотреблений и нарушений и в качестве метода использовали настоящую сидячую забастовку перед храмами, а также занятие помещений - методы, которые доказали свою эффективность.

Давление и занятия возымели временный эффект , но ситуация так и не выправилась. Разве всех характерных черт недостаточно, чтобы определить конфликт египетских рабочих с властью как забастовку? Если нет, то что это было?

Характерные черты стачки:

Согласованное прекращение работы

Требования выплатить задержанную плату

Повторное использование методов действий

Обвинения в коррупции и святотатства

Платформа требований, использованная как политическое оружие

Метод сидячих забастовок и захватов

Конечно, из-за отсутствия информации, мы не можем говорить, в какой степени работники развили свою организацию или свое групповое сознание. Было отмечено, что забастовка была вызвана, прежде всего, экономическими причинами, а, во-вторых, требованиями к условиям труда. Но также очевидно, что на протяжении многих лет имелись координация и согласованность в рабочей среде, что, без сомнения, стало результатом их собраний деятельности их лидеров. Нельзя также игнорировать тот факт, что забастовки продолжались до самого исчезновения рабочей деревни, которая сохранялась до конца 20-й династии (во времена правления Рамсеса XI) время, когда Долина Царей была покинута в качестве места царского захоронения (в значительной степени, в связи с кризисом государства и ливийскими вторжениями). Так что первая забастовка стала моделью для Египта, с долгосрочными последствиями в стране.

Невозможно с уверенностью сказать, вышло ли реальное влияние забастовки за пределы Египта. Поэтому мы не можем утверждать, что первая забастовка действительно повлияла на последующие конфликты за пределами страны, там более, в последующие времена, вплоть до современной эпохи. Но независимо от прямого или косвенного воздействия, было таковое или не было, Египет дает наиболее древнее свидетельство борьбы трудящихся за свои права.

Примечания:

1.В европейских переводах древнеегипетского главного министра называют «визирем», хотя это не египетский термин. Его «должностные инструкции» зафиксированы на погребальных надписях 18-й и 19-й династий.

2.Нельзя утверждать с уверенностью, была ли она действительно первой; возможно, до нее были и другие, но о них не сохранилось записей. Интересно, что весь процесс имеет много аналогий с другими похожими событиями на Западе на протяжении многих веков. За «первой» забастовкой последовали другие, более краткие, наиболее значительные из них произошли во времена Рамзеса IV и Рамзеса XI . Искусство ремесленников (Дейр-эль-Медины) оказывало большое влияние на экономическую жизнь Египта при Рамзесах, и поэтому забастовки сильно воздействовали на рост цен на основные продукты. Основной докуиен: Папирус о забастовке, хранится в Египетском музее в Турине и предположительно написан писцом Аменнахетом.

3.Во времена Рамзеса IX (шестого преемника Рамзеса III ) деревня пришла в упадок, а с приходом к власти следующей, 21-й династии и переносом столицы ее существование утратило смысл.

4.Для уплаты того, что мы называем зарплатой, использовались примитивные деньги - серебряный «дениус» (7,6 г.) и медный «дебен» (в слитках) - или мешки зерна. Которые выступали в качестве эталона для расчетов, использовались также продовольственные «квитанции». Одна из таких «квитанций» была найдена в Нубии - это крашенная дощечка с надписями, имеющая форму буханки хлеба 12 см. в диаметре. Все эти единицы служили единицами расчета и средствами обмена.

5.Берлинский музей, черепок 10663.

6.Каир, черепок 25533

7.Запись об одном из получений зарплаты в Дейр-эль-Медине дает нам представление о том, из чего она состояла: « ... то, что было дано в возмещение за украшение саркофага : ткань на платье, 3 сениу; 1 мешок, составляющий 1/2 мешка зерна; коврик с одеялом, 1/2 сениу; и бронзовая ваза, 1/2 сениу».

Список литературы:

A.M. Donadoni. El Valle de los Reyes. Atlantis,1989.

Ch. Jacq. Las máximas de Ptahhotep, el libro de la sabiduría egipcia. EDAF, 1999.

W. Hayes. The Scepter of Egipt. New York, 1978.

J.M. Parra. La primera huelga de la historia, en el Egipto de Rameses III. // “Historia y Vida”. Julio de 1997.

J.M. Serrano Delgado. Textos para la historia antigua de Egipto. Madrid, 1993.

D. Valvelle. Les ouvriers de la Tombe. Deir el-Médineh à l"époque ramesside. El Cairo, 1985.

J.A. Wilson. A. La cultura egipcia. México, 1992.

J. Yoyote. Los tesoros de los faraones. Madrid, 1963.


© 2024
artistexpo.ru - Про дарение имущества и имущественных прав